насильником?
Я готова провалиться под землю.
Но я буду его слушать столько, сколько нужно, лишь бы он не ушел «потрахаться».
Похоже, я всерьез задела Сашу.
Надвигаясь, продолжает распекать:
– Думаешь, я не вижу, что тебе все нравится? – он рывком притягивает меня к себе, и сердце заходится бешеным стуком, а во рту пересыхает. – И это нравится… и это…
Перечисляя, он стискивает мою талию, поглаживает ягодицы, собирая ткань сарафана на них в гармошку. Его рука ложится мне на грудь, а я и не думаю вырываться.
– Вот видишь, Настя, – комментирует Марич напрягшийся сосок, – твое тело говорит одно, а язык другое.
И будто наказывая этот самый лживый язык, Саша целует меня. Жестко, сильно, глубоко. Забирая дыхание и плавя остатки самообладания.
Марич подхватывает меня под попку и несет на кровать.
– Ты же за этим пришла, да?
Роняет меня на покрывало, демонстративно расстегивает ремень и спускает собачку на молнии.
У меня все внутри сжимается.
И вовсе не от страха.
– Давай, Настя. Попроси. Я заебался угадывать.
И замирает надо мной.
Осознаю, что пока я через себя не переступлю, Саша ничего не сделает.
А меня уже сжигает лихорадка.
– Возьми меня, – еле слышно выдавливаю я, но Марич разбирает мои слова.
Так и не застегнутая до конца рубашка слетает с его плеч, и с этой секунды от меня больше ничего не зависит.
Глава 36
Всегда сдержанный Марич будто срывается с цепи.
Только сейчас я понимаю, на что нарывалась, когда испытывала его выдержку у меня в спальне, когда под действием стресса приставала к нему.
Его руки везде. Я не могу выдохнуть.
Задыхаюсь от переполняющих меня чувств.
Похоть, приправленная облегчением, что вот он здесь, рядом, не ушел. Упоение, что именно меня Саша так хочет. Восхищение тем, какой он.
Сарафан с легким треском сдернут с меня в одно мгновенье, и я придавлена горячим телом. Холодная пряжка ремня на контрасте давит на живот.
По самой точной шкале ясно, что я довела Сашу, и сейчас мне объяснят, как я не права.
Все по-взрослому.
Без пощады.
Только от одного взгляда в бездонный черный омут меня начинает потряхивать. Немного страшно, и совсем не немного заводит. По-честному если, то заводит сильно.
А Саша… Сейчас он доставляет удовольствие не мне, а себе, но он пока тлеет, а я уже сгораю в огне его желаний. Непристойных, жарких, бесстыдных.
Закрываю глаза, чтобы не думать, чтобы просто чувствовать, отдаваться.
Нежности нет. Ласки призваны показать мне, кому я принадлежу.
И реакции тела правдивы.
Кожа горит, там, где проходится грубоватая ладонь, задевая браслетом часов на запястье. Места крепких поцелуев пронзает электрическими разрядами, запуская каскад мурашек, омывающих тело. Внизу живота вспыхивает пламя, его языки лижут наливающиеся огнем срамные губы, щекочут набухающий клитор.
Распростертая под Сашей я лишь хватаюсь за обнаженные плечи, выгибаясь навстречу его губам и рукам, цепляюсь за предплечья, шалея от того, какие ощущения вызывают у меня жесткие волоски под ладонями.
Саша словно не замечает, что вытворяет со мной.
Твердые губы прокладывают дорожку вдоль бьющейся жилки на шее, заставляя кровь закипать, а длинные сильные пальцы сдвигают шелковые трусики и забираются между влажных набрякших складок.
– Посмотри на меня, Настя, – требует Саша, надавливая двумя пальцами на вход в мою девочку.
Я робко открываю глаза.
Марич неотрывно смотрит в лицо, проникая миллиметр за миллиметром в тугую норку, растягивая ее. Мне не спрятаться от его взгляда. Щеки горят от стыда и удовольствия, которое приносит мне чувство заполненности.
Внизу живота тяжелеет, Саша двигает пальцами во мне, и довольно быстро сквозь мое шумное дыхание я слышу развратный хлюпающий звук. Признак моей окончательной готовности принять его. Бедра сами двигаются навстречу.
Хочу отвернуться, но Саша не позволяет.
Удерживая мой подбородок, он заглядывает мне прямо в душу.
А грешное тело тает под его руками, когда большим пальцем Саша трет клитор.
Ему нравится то, что он видит. Нравится мое желание, моя покорность.
А я пылаю. С ума схожу.
И еще именно сейчас Саша кажется мне самым красивым, самым желанным. Побелевшие скулы, заострившиеся черты, жадный взгляд, щетина, по которой, я не удержавшись провожу рукой…
И это становится спусковым крючком.
Крепкий жалящий поцелуй обжигает мои губы, и Саша приподнимается. Он лишает меня белого шелкового клочка, зашвырнув его куда-то в сторону, и, не отрывая от меня взгляда, расстегивает брюки до конца.
Я опять зажмуриваюсь, но ненадолго.
Сильные руки перекатывают меня на живот. Ноющие соски трутся о ворсистую ткань покрывала. Горячие ладони согревают мои ягодицы. Матерое тело прижимается ко мне. Спиной чувствую, как перекатываются мускулы на его груди, а попкой гладкий толстый член, скользнувший между бедер.
Собрав мои разметавшиеся волосы в горсть, Марич оголяет мне шею и прижимается к ней губами. Это очень чувственно. Я вписываюсь в его тело идеально, совпадая каждым изгибом.
– Согни ноги, – командует Саша, и я слушаюсь.
Я делаю это с радостью. Пока он приказывает, я могу отпустить себя.
Сегодня я уже сделала шаг за свои границы – попросила его о сексе. Кто-то фыркнет, что это пустяк, но не для меня… Я шагнула за обрыв и упала в теплые объятия бездны. И сейчас я жду свою награду.
Наслаждение, оргазм… все это вторично.
Главное, чувствовать его в себе, понимать, что нужна ему…
Единение – главное.
И подобрав под себя ноги, я оттопыриваю попку, выставляя себя для него.
Чуть прикусив мне кожу в сгибе шеи, Саша надавливает членом на недавно девственную дырочку. Я с шумом втягиваю воздух, потому что он слишком толстый, но, если бы Саша меня спросил, стоит ли ему остановиться, я бы сказала: «Нет».
Медленно толкаясь, отвоевывая себе каждый сантиметр, Марич покоряет меня, присваивает в очередной раз. От напряжения у меня выступает испарина, зуд в киске нарастает, перед глазами расходятся белые круги.
Саша не останавливается, пока не заполняет меня полностью. Я чувствую его так глубоко в себе, что это пьянит. Я жду, что сейчас будет и дальше растягивать меня, но он просовывает руку мне под живот и добирается до клитора.
Не делая ни малейшего движения внутри меня, оставляя нанизанной на его орган, Саша ласкает напряженную скользкую горошину, заставляя меня дрожать и течь сильнее, превращая меня в самку. Срывая с меня ошметки представлений о приличиях. Вынуждая меня сдаться своим инстинктам, покориться чувствам.
Сладкий дурман проникает в кровь,
