минимум, проклинающий маг ничего нежити сделать не мог. А остальные? Защищали ли они города, или готовились покинуть обреченный город, вместе с власть имущими? Не сидели ли они в центральной городской ратуше вместе с мэром и прочими членами городского совета, пока подчиненные им рунные маги путем сложных ритуалов сплетали пространство в дорогу, по которой городские бонзы могли спокойно уйти?
Так уже было один раз, в моей прошлой жизни. Почему бы им не поступить так в этой?
— Но неужели нет другого способа убить архилича? — со скукой спросил рунный маг.
— Отлично сказано, Гбор! — хохотнул старикашка. — Вот чего-чего, а под руку сопляка я еще не ходил! Молоко на губах еще не обсохло, портки детские на взрослые не сменил, а все одно — в управленцы лезет.
Снисходительный, самолюбивый тон и остроты вызвали добродушный смех от собравшихся.
— Есть, есть другой способ убить архилича, — сдавленным голосом заговорил я, пытаясь подавить ярость, и понимая, что эту едкую волну, что поднимается изнутри, я точно не остановлю. — Но вы все равно сможете поучаствовать в этом действии.
Взметнувшаяся из глубины души ярость толкала на обдуманный ночью, принятый всей душой, но не слишком высокоморальный поступок. Боги свидетели, я хотел иначе, по-хорошему хотел, чтобы грандмастера помогли мне добровольно…
— И что вы имеете нам предложить, молодой человек?
— Я предложу вам стать мной, — еще тише сказал я. — Кирпичиком в лестнице, которая доведет меня до небес.
— Чего ты там лепечешь? — привстал грандмастер проклятий. И захрипел, когда я резко рванул к нему и вогнал ладонь в сердце этого размякшего, разучившегося драться человека. Умер тот не сразу — попытался было освободиться, царапая истончающимися, сохнущими пальцами мое предплечье. Но не смог и повис на руке.
Благоразумие зашлось в горестном крике. Я четко понимал, что не стоило этого делать, но остановиться уже не мог. Как алкоголик, который еще недавно клятвенно обещал завязать с выпивкой начальнику, все чаще молчащему на эти клятвы, идет в очередной раз в таверну, зная, что ему там непременно нальют и вместе с тем понимает, что в этот раз загул ему точно не простят, но ноги будто сами несут вперед и остановиться свыше сил. Я словно лудоман, стремящийся «в последний раз» поучаствовать в карточном турнире, ощутить это радостное чувство, когда на руки идут хорошие карты, и пальцы раз за разом пододвигают к себе серебряные кругляши по бархатной ткани стола. А опасение проиграться, как и твердая уверенность, что именно это его и ждет, отодвигаются на задворки души, как и понимание, что в кошельке остались последние деньги, и на еду к концу месяца не останется ни медяка. Прячется и осознание, что придется падать в ноги соседям и родителям, молить, рыдать, закусывая указательный палец, чувствуя, как текут по небритым щекам крупные слезы, вымаливать прощение, просить, чтобы заняли — в последний раз заняли! — хотя бы на хлеб. Божиться, что больше никогда, бить — до крови бить лоб о старенькое крыльцо родителей, хватать за старенькие застиранные брюки бати либо подол мамки. И получая отложенные старичками на старость монеты, знать в глубине души, что иначе не станет, и этот последний раз так и останется не последним, а очередным, и часть денег уйдет совсем не на еду. Только вот игра уже давно стала гораздо важнее и ребенка, и жены, и родителей, заслонила работу и радость отцовства. И ни скорбное лицо матери, ни латаная-перелатаная курточка сынишки, с нашитыми рукавами, из которых торчат длинные тощие руки, потому что и из нашитых рукавов сынишка давно вырос, ни углубившиеся морщины на лице отца, который, несмотря на старость, после первых игр колотил тебя палкой, пытаясь выбить дурь и вбить ума, а теперь просто устало молчит, не пересилят ощущения счастья, когда ты двигаешь по бархату тяжеленькие монетки.
Как лудоманов, алкоголиков и любителей алхимической дури влечет их пристрастие, так и меня влекла энергия, текущая в стареньких сосудах. И меня не могли остановить ни понимание полнейшей отвратительности такого поведения, ни осознание, что я подставляю под удар Глебоса и его неоперившуюся Гильдию, которая, несмотря на покровительство лорда и все потуги приятеля сделать организацию ровней прочим Гильдиям, все еще слаба, как неоперившийся птенец, и этот удар может ее убить.
Я скользнул в сторону, уходя от атаки воздушника, и прошедшая мимо волна ветряных лезвий перемолола ограду, но не остановилась на этом, в пыль разнося кирпичную стену соседнего дома. Ладонь вновь пробивает грудь грандмастера, без особого труда проникая сквозь уплотнившееся поле защитного амулета. Рунный маг, совсем не боевой специальности человек, с изумительной скоростью сплетает руны, за секунду манипулируя десятками знаков. Руны слетают с рук человека, сплетаются в цепочки, в печати. У грандмастера получилось бы остановить меня, или хотя бы защититься, вот только моя левая рука была свободна.
Ладонь пробивает плетение, словно бумагу, и, разорвав богатые одежды, схватила сердце человека. Третий. Сила во мне бурлит, системные сообщения гласят о том, что навыки шагают на новый, высший ранг. Там, где им и следует быть.
Последний грандмастер, криомант, сделал ставку на защиту — осушая свой источник до дна, воздвиг вокруг себя прочнейший кристалл изо льда, который я своим мечом даже поцарапать не смог. Вот только Тенеплет ударил волной овеществленной тьмы — так ударил, как не бил ни разу до этого, вложив столько энергии, сколько в его накопителе поместиться точно не могло. Но я не удивился ни на йоту. Главное, что тьма лизнула своим липким темным языком прочнейший лед, и тот исчез, открывая испуганного и обессиленного мага.
— У меня дома дети… — произнес обессиленный мужчина, не делая ни одной попытки защититься. — Кто их кормить будет, коль отца не станет?
Укоризненные слова ничуть не заставили меня изменить свои планы — пропустил их мимо ушей. Ладонь с хрустом пробила грудь мага. Кто знает, как бы я повел себя в ситуации, если бы среди грандмастеров отыскался ребенок. Благо, детей тут не было, и вопросом этим я долго задаваться не стал.
Осушив мага, едва не завыл. До того, чтобы перевести последний навык на божественный ранг, оставалась самая чуточка! Всего один шаг, на который хватило бы даже не мастера, а какого-нибудь вшивого подмастерья, а то и вовсе ученика…
— Вилатос?
Голос вернувшегося зачем-то приятеля застал меня врасплох. И пока Глебос широко открытыми глазами осматривал бойню, я облизал пересохшие губы.
— Это… Что ты натворил⁈ — завопил Глебос на весь двор.
Неловко вышло…
Я коснулся рукой затылка и отдернул ладонь. Забыл, что та липкая от крови.
— Мастер Глебос, я уже отправил гонца за стражей, — донесся до меня от выходящих во двор окон второго этажа подрагивающий и донельзя испуганный голос Льера Ротбанта, управляющего. Вот же дрянь. И когда успел?
Пацан после этих слов тоскливо выдохнул и достал из-за спины фламберг. С огромным мечом приятель выглядел внушительно и очень решительно, будто в самом деле готов кинуться на меня.
— Не глупи, Вилатос, — вывел меня из состояния задумчивости мрачный голос Глебоса. — Бросай клинок, и големов своих отзови. Отдадим тебя под суд: посидишь в тюрьме, клепая механизмы, глядишь, лет через сорок и выйдешь. А убитые… Да бес с ними. Живые люди важнее мертвых, так что казнить големостроителя высшего ранга явно не будут.
Я на это никак не отреагировал, изрядно задумавшись, потому Глебос добавил, стремясь меня вразумить:
— Стражники уже спешат, так что давай не затягивать и не ставить служивых в затруднительное положение.
— Каких, к чертям, служивых? Ты же не будешь…
— Которые за нарушение законов отправляют людей в тюрьму, — терпеливо, как маленькому, пояснил Глебос. — А кровавое массовое убийство — оно нарушение законов и есть. По нашим временам — самое злостное.
— Ты чего, не понимаешь? — быстро заговорил я. — Никто ни в какую тюрьму меня не отправит. Да я просто не пойду туда! Любое преступление можно замять: дать на лапу стражникам и Льеру Ротбанту, засунуть тела грандмастеров подальше и сочинить слезливую легенду про поход к столице, что окончился неудачей. Следы крови — засыпать, или с помощью големов-геомантов просто отделить кровавый песок от нормального и убрать порченное в пространственную сумку.
