Книга Стиль барса - Михаил Серегин

Он неторопливо закурил и вышел на улицу.

Свет фонаря над входом в ресторан ярко освещал крыльцо, но уже в нескольких метрах от него было довольно темно.

Не любивший яркого света, Китаец остановился на границе освещенного полукруга. Он увидел, как стеклянная дверь ресторана открылась и на пороге показался здоровенный детина в светлых брюках и пиджаке, надетом на майку. Он покрутил бритой головой из стороны в сторону и, заметив Китайца, двинулся прямиком на него. Китаец был уверен, что никогда раньше не видел этого бугая, но мысль, что откуда-то он его знает, сама собой появилась у него. Парень шел уверенной развинченной походкой прямо на Танина, и было такое ощущение, что он просто-напросто сметет его со своего пути.

Китаец приготовился отразить атаку, хотя наблюдатель не заметил бы никаких изменений в его стойке. Впрочем, наблюдать за происходящим было некому. Ночная улица была пустынна – только несколько авто, включая «Массо» Китайца, были немыми свидетелями этой встречи.

В двух шагах от Танина верзила вдруг резко остановился и сунул руки в карманы пиджака. Владельцу пиджака было двадцать семь лет, но благодаря своим габаритам и обрюзгшей морде выглядел он гораздо старше. Нижнюю часть лица покрывала щетина недельной давности, заплывшие жиром глазки смотрели на Китайца немигающим акульим взглядом. Санитара морских глубин напоминал и хищный узкий рот, растянувшийся в ухмылке. Вообще, во всем его облике было что-то настолько неприятное, что Китаец внутренне поморщился. «Это же Диман», – понял наконец он, вспомнив, как его внешность охарактеризовала Татьяна Скороходова. Хотя появление этого отморозка было и не совсем кстати ввиду сложившейся ситуации, Танин решил использовать представившуюся возможность, чтобы внести раздор и разброд в стан врага.

– Ты, кажется, искал меня, фраер? – Голос Димана совершенно не вязался с его громадной фигурой. Правда, и голосом кастрата его нельзя было назвать, но высокие, почти визгливые нотки то и дело проскакивали в его фразах.

– С чего ты взял, дядя? – небрежно бросил Китаец, подняв голову, чтобы смотреть в глаза предполагаемому противнику.

Именно в глазах, а не в жестах или в позе можно прочитать все, что только еще собирается сделать враг. И тогда руки, ноги и вообще все тело, помня доведенные до совершенства приемы, отразят атаку. На этот раз, хотя свет падал на Димана со спины и глаз его Китаец не видел, он почувствовал, что тот только с виду грозный.

– Не крути, фраер. – Тонкоголосый угрожающе надвинулся на Танина. – Я тебе не курица, чтобы мозги мне еть.

– Скорее уж ты боевой петух, – усмехнулся Танин.

Эта фраза произвела на Димана эффект красной тряпки, которой машут перед быком. Надо сказать, что на зоне, да и в среде бандитов, даже ни разу не сидевших, петухами называют «опущенных». Ну а то, что он еще и «боевой», только усилило растущие в Димане гнев и ненависть. Хотя он был сам виноват, первым упомянув о птицах.

Он выдернул из кармана правую руку, и почти одновременно щелкнуло выкидное лезвие ножа, фиксируемое сильной пружиной. Диман резко, не замахиваясь, ткнул ножом Китайцу в живот.

Китаец быстро, но плавно сделал четверть оборота вокруг своей оси, пропуская руку, сжимавшую клинок, перехватил ее за запястье и ударил о колено.

Стальное лезвие звякнуло о бетонную плитку, и тут же взвыл от боли Диман, которому Танин завернул руку за спину.

– У, падла, больно, – почему-то вполголоса завопил тот, пытаясь левой рукой дотянуться до Китайца.

Чтобы утихомирить его, Танину пришлось заломить его руку почти до самой шеи.

Сдерживаясь из последних сил, чтобы не застонать, Диман затих.

– Вот так-то лучше, парниша, – слегка ослабив нажим, произнес Китаец, вынув изо рта свободной рукой сигарету и щелчком запустив ее на проезжую часть, по которой время от времени проезжали автомобили. – Тебя Диманом кличут?

– Диманом, – прохрипел тот. Было похоже, что сейчас он согласился бы на любое имя. – Чего тебе?

– Передай своему шефу, что я знаю, кто завалил Пашу, – прошептал ему в ухо Китаец. – Усек?

Диман молча кивнул.

– Пусти, больно же, – взмолился он через секунду.

– А ты не бросайся на прохожих с ножами, – насмешливо пожурил его Китаец.

– Не буду больше, – пообещал Грушин.

– Знаю, что врешь, – вздохнул Китаец. – Ну, черт с тобой, горбатого могила исправит.

«Могильная дверь затворилась за ним, уже и свирели уходят…» – процитировал он Бо Цзюй-и, отпуская руку Димана.

– Чего? – не понял тот, потирая руку.

– Это твоя эпитафия, – усмехнулся Китаец и пошел к джипу. – Ну, пока.

– Эй, погоди-ка, – озадаченно окликнул его Грушин, – как тебя найти, если что?

– А ты оставь адресок, я сам вас найду, – остановился Танин.

– Вот телефон. – Грушин нацарапал на блокнотном листке несколько цифр и протянул Танину. – Спросишь меня или Николая.

– Это твой шеф? – уточнил Танин.

– Угу, – угрюмо кивнул Грушин, сел в красную «БМВ», стоявшую прямо перед входом в ресторан, и, развернувшись, укатил.

Танин устроился за рулем «Массо», терпеливо наблюдая за выходящими из ресторана клиентами.

Наконец появилась Яна. Стуча каблуками по плитке, она быстро приблизилась к джипу, и Китайцу пришлось снова выходить, чтобы помочь ей забраться в машину.

– Я не слишком долго? – улыбнулась она.

– Нет. – Танин запустил двигатель и тронул машину с места. – Я только успел переброситься парой фраз с одним знакомым.

– Что-то я никого не видела. – Яна недоверчиво скосила глаза на Танина.

– А он очень быстрый парень, сел в тачку, только его и видели.

– Иногда я не понимаю, шутишь ты или говоришь серьезно.

– Куда мы едем? – Китаец повернулся к Яне.

– Домой. – Она назвала адрес. – Что-то я сегодня очень устала.

– И где у нас дом?

Яна объяснила ему, как доехать. Они снова закурили.

– Можно тебе задать вопрос? – Китаец лукаво улыбнулся.

Яна снисходительно кивнула.

– Что ты собиралась делать с обещанными тебе Пашей деньгами? Он что-то говорил о Гавайях…

– Навряд ли я уехала бы туда, – растянула рот в невеселой усмешке Яна, – да и вопрос весьма гипотетический. Вижу, твое любопытство не ограничивается твоей работой.

– И все-таки, что бы ты с ними сделала?

– Сиротам отдала, – разразилась судорожно-ненатуральным смехом Яна.