Алдона.
— Да не волнуйтесь вы, мамаша, — рассудительно заметил Иваньков, укладывая на большой ломоть ржаного хлеба кусок сочной буженины, — не пройдёт и года, как Марюс офицером милиции вернётся обратно.
Заманов заметил, какими искрящимися взглядами стреляли в него сияющие сапфировым блеском глаза Эгле. Отставив тарелку, он обратился к Пятрасу:
— Уважаемый хозяин, мы прибыли по важному делу.
Алдона и Линас насторожились. Хозяин поднял на Заманова уставшие глаза. Только светящаяся от счастья Эгле будто ничего не слышала.
— Нам нужно на какое-то время остаться у вас, — продолжил Заманов. — Дело в том, что из разгромленной банды исчез некий Жингалис, правая рука Обуха.
— Аист! — вскрикнул Линас.
— Да, он самый. Похоже, он не знает о гибели Буткиса и его группы. Мы думаем, Аист уверен, что бандиты ваш хутор сожгли.
— Возможно, — вступил в разговор Буторин, — Аист начнёт искать место, где он сможет на какое-то время укрыться, подкормиться, переждать. Повсюду, где он может объявиться, мы устраиваем засады. Нужно ваше согласие.
— Отец, что тут думать?! Новая власть один раз уже спасла нашу семью, — почти выкрикнул Линас.
Помрачневший Пятрас сказал:
— Я согласен. Оставайтесь.
Офицеры поблагодарили хозяев за угощение и поднялись из-за стола. Иваньков спросил Линаса:
— У тебя только карабин?
— Не только. И немецкий автомат есть, и десять магазинов с патронами к нему.
— Отлично. Поступим так: дежурить будем по двое, один в доме, другой во дворе. Меняемся через каждые два часа. Если можно, — обратился Иваньков к Алдоне, — мы ночевать будем здесь, а вы на втором этаже.
Хозяйка, прибиравшая со стола, согласно кивнула и велела Эгле приготовить кофе.
Все вышли на крыльцо покурить. Дождь усилился. Крупные капли барабанили по шиферным крышам хозяйственных построек. В хлеву сыто мычали коровы и бычки, в овчарне весело блеяли ягнята. Из свинарника раздавались звуки, похожие на трение деревянной колоды об острые камни. Это похрюкивали боровы.
Пятрас, раскурив трубочку, сказал Заманову:
— У меня тоже есть оружие. Я готов дежурить.
Офицеры переглянулись. Ответил Буторин:
— Спасибо, отец. Но будет лучше, если вы с оружием останетесь на втором этаже. И женщины окажутся под защитой, и вам сверху легче обзор держать.
На том и порешили. Заманов загнал «додж» в сенной сарай и берёзовым веником замёл следы от протектора.
Двое суток Аист отсыпался в схроне. Пил самогон и крепкий чай с брусникой, ел собранные в лесу и запеченные на углях лисички. Изголодавшийся, утром третьего дня решил отправиться в путь.
Собирался тщательно. В вещмешок сунул запасные штаны и рубаху, портянки, мыло, насыпал туда сотню патронов для ППШ, уложил три гранаты Ф-1. К мешку подвязал ватник и немецкую плащ-накидку. Поверх свитера надел офицерский полушерстяной китель старой литовской армии и литовскую же фуражку без кокарды. К поясу прикрепил кобуру с любимым и безотказным «вальтером», немецкий короткий штык-нож. Второй нож сунул за голенище сапога. Рассовал по карманам ещё три гранаты Ф-1.
Долго думал: какие магазины брать для автомата — дисковые или секторные. Дисковый, конечно, более вместительный, 71 патрон — это вам не 35, что в секторном. Но ППШ уж больно тяжёлым становился, да и снаряжать коробку дискового трудновато, и не всегда его можно было подогнать к автомату. Решил брать секторные. Повесил на пояс подсумок с тремя магазинами, один магазин загнал в приёмник автомата. Посидел перед дорогой, неспешно покурил, выбрался из схрона, закрыл и тщательно замаскировал люк.
Погода стояла безветренная, тёплая. Но солнца не было. Лес будто тонул в сером осеннем мареве. Влажные трава, опавшие хвоя и сосновые шишки приятно похрустывали под сапогами. Повылезало множество грибов. Манили к себе крепкие боровики с коричневыми шляпками, зеленовато-жёлтые моховики, красные подосиновики… Повсюду разметались золотые россыпи лисичек. «Эх, кабы с корзинами сюда!» — мечтал Аист. Он шёл неспешно, выбирал хорошо знакомые тропы, обходил стороной забитые сгоревшей немецкой техникой опушки, опасаясь нарваться на мины, поставленные поляками растяжки. Стало смеркаться.
К хутору Аист вышел часам к шести вечера и был ошарашен увиденным. Хутор стоял цел и невредим! Из трубы дома, в некоторых местах выщербленного пулями, ровным столбом поднимался дымок, уютно светились прикрытые занавесками окна, мычали коровы. Сидевший на цепи большой лохматый пёс, почуяв чужака, громко залаял, но, не желая мокнуть под дождём, вновь забрался в будку, злобно рычал и погавкивал оттуда.
«Что же это такое? — думал Аист. — Неужели Буткис сдался красным? Или его прикончили с другими бойцами? Ладно, что теперь думать, надо действовать… Похоже, засады нет, как нет и следов машин. Баркявичюсы, видимо, одни. Интересно, этот гадёныш Марюс тут? Если тут, вместе с младшим братом они могут дать отпор, оружия у них полно. Как лучше поступить: затаиться в сарае и ночью всех перерезать или взять дом наскоком?» Страшно хотелось курить.
Из дома, позвякивая вёдрами, вышла Алдона и направилась к скотному двору доить коров. Аист, держась в тени, прошмыгнул за ней, затворил за собой дверь. Алдона только хотела обернуться на дверной скрип, как чья-то большая шершавая рука закрыла ей рот и что-то острое и холодное вошло в её тело под левой лопаткой. Она умерла сразу. Аист оттащил её от двери вглубь двора, вынул штык-нож, обтёр его о кофту женщины. Чуть приоткрыв дверь, стал наблюдать.
Прошёл час, а мать не возвращалась с дойки. Эгле забеспокоилась. Она спустилась вниз. На кухне за столом сидели Пятрас с сыном и Заманов с Буториным. Иваньков тут же дремал на лавке, готовясь к ночному дежурству.
— Отец, — взволнованно сказала Эгле, — я пойду к коровам, мама что-то долго не возвращается.
Пятрас резко поднялся, взял приставленный к столу немецкий карабин.
— Это Аист, — тихо сказал он, — собака лает. Ты, дочка, останешься здесь. Линас, присмотри за ней.
— Хозяин, — поднялся из-за стола Заманов, — вам не стоит идти, это наше дело.
Он махнул головой Буторину. Офицеры, взяв автоматы, направились к запасному выходу. Пятрас, пропустив слова Заманова мимо ушей, вышел через главный вход, стал спускаться с крыльца, передёрнув затвор карабина.
Аист узнал шедшего к скотному двору с карабином наперевес Баркявичюса, выдернул чеку и метнул гранату прямо под ноги Пятраса. Сразу после взрыва Аист бросился к погибшему Баркявичюсу, желая убедиться в том, что наказал предателя. Но в этот момент с противоположной стороны дома ударил автомат, потом другой. Правое бедро, рассечённое автоматной очередью, обожгла острая боль. Падая на левый бок, он увидел, как с крыльца сбегал Линас, на ходу стреляя из автомата. Несколько пуль впились в левый бок Аиста и разбили плечевой сустав. Теряя сознание, Аист метнул гранату. Линас видел момент броска, рванул
