всё равно ничего не сделаем, пошли.
Савушкин вздохнул.
– Пошли. У нас сейчас другая задача – найти второй «ганомаг» и завершить войну в этом селе. Уж как получится – добром ли, силой – не важно. Мы должны заставить этих гитлерюгендов сложить оружие. Ну а после этого – решим, что делать дальше….
Глава восемнадцатая
Бойцы поминают минувшие дни, и битвы, где славно рубились они…
– Жив?
Савушкин с трудом открыл глаза. Подполковник Трегубов? Стоп. Три звезды на погонах, Полковник, значит…. Он с трудом поднял голову.
– Жив… товарищ полковник.
Трегубов улыбнулся.
– Зрячий! Хоть и прошитый весь, как решето…. Шесть часов хирурги тебя штопали! Временами уже не верили, что вытянешь… А ты, смотри-ка – молодцом!
– А… мои?
Трегубов снова улыбнулся.
– Все живы! Даже ваш этот курсант, которого вы, вместо того, чтобы с остальными в Прагу отправить – в свою авантюру втянули…
Савушкин попытался вспомнить события, о которых говорил полковник – и с отчаянием понял, что вообще ничего не помнит. Трегубов, увидев выражение лица своего капитана – успокаивающе потрепал его по руке.
– Не дрейфь, мне врач говорил, что будет такая реакция организма на наркоз. Вспомнишь всё, дай только срок!
– Тогда… вы расскажете?
Трегубов пожал плечами.
– Зачем я? Есть кому рассказать! Некрасов, заходи!
В палату вошёл снайпер – в новеньком мундире, на котором сверкали ордена и медали, в новых, приятно хрустящих, сапогах. Однако, хромовые….
– Витя… расскажи, что там… было.
Снайпер сел на табуретку у изголовья, поправил ремень, ордена – и произнёс с обычным скепсисом:
– А чё тут рассказывать… На немцев напоролись. Приняли бой. Если бы не чешские повстанцы – легли бы там все. А так…. У Олега – пулевые в бедро и руку, осколочное в голову, но так… Там же кость. Лейтенанту голень перебило. В гипсе лежит. Чепрага, как и я, отделался касательным, но зато рацию угробил, Маркони хренов… У Васи-курсанта контузия – граната рядом с ним рванула. Другого бы на куски разорвало, а этого только оглушило… Мимо орденов за пленение Власова мы пролетели. Зато чехи нам с собой целый грузовик вина и провизии дали. – Пожав плечами, добавил: – Кажись, всё. – Деликатно пожав руку капитану, промолвил: – Я пойду, сейчас обед. – И вышел из палаты.
У Савушкин отлегло от сердца. Все живы!
Трегубов, глядя, как губы капитана расплываются в улыбке – бросил:
– Ты шибко-то не радуйся. У тебя метр кишок вырезали, селезёнку удалили и лёгкое правое наживую сшивали. Тебе тут месяц лежать, самое малое…
Савушкин усмехнулся.
– Ничего, полежу. Николай Тимофеевич, мой Некрасов, как рассказчик – чуть лучше граммофона. Вы мне что-нибудь расскажете?
Трегубов кивнул.
– Расскажу. Но, сам понимаешь, то, что можно.
– Годится. Самое главное – Власова поймали?
Трегубов улыбнулся.
– Поймали. Он думал, что американский конвой его защитит. На семи машинах выехал из замка Шлиссельбург, плюс два броневика. Танкисты наши не успевали дорогу перекрыть, им пришлось в Пршибраме задержатся… Комбат Якушев с группой разведчиков добрался до Непомука на рассвете, встретился с твоим Кучинским. Договорились, что и как. Когда колонна с Власовым, Буняченко и прочими подошла к позиции батальона Кучинского – тот на своей машине перекрыл дорогу. Американцы не препятствовали. В третьей машине Кучинский нашел Власова. Пересадили его в машину Якушева и отправили в штаб двадцать пятого танкового корпуса.
– А остальные?
– Остальные – кто?
– Которые были с Власовым. Буняченко и прочие….
Трегубов махнул рукой.
– Укатили в Пльзень. Да ты не беспокойся, их выдадут, есть договор….
– Там… Там должен был быть… Один немец. Хорошо говорящий по-русски…
– Барон фон Тильзе? Был.
– И… Где он сейчас?
Трегубов усмехнулся.
– Об этом чуть позже. Ты о поощрениях для своей группы не хочешь узнать?
Савушкин пожал плечами.
– Витя сказал, что в приказе по Власову нас нет.
Трегубов кивнул.
– Нет. Но тем не менее. У тебя – внеочередное звание, так что поздравляю майором. Лейтенанту твоему дали третью звёздочку. Всем бойцам – по медали «За боевые заслуги».
Савушкин хмыкнул. Трегубов покачал головой.
– Понимаю. Не по чину. Но тут не в медалях дело. Хлопцы твои в списках на демобилизацию будут первыми, плюс – талоны на посылки по сто килограмм на каждого.
– О! Цэ дило, как говорит мой старшина!
– Ото ж… – Трегубов, прокашлявшись, продолжил: – Кучинскому и его шофёру, а также шофёру Власова – чистые документы.
Савушкин негодующе промолвил:
– И всё?
Трегубов развёл руками.
– Всё. Ты не забывай, они нарушили присягу, добровольно вступили в РОА.
– Неправильно это, товарищ полковник. Против нас они не воевали, без них нам бы Власова ни в жизнь не достать!
Трегубов вздохнул.
– Лёша, ну вот что ты всё портишь? Тебе что, больше всех надо? Людям полное прощение выписали, пусть ценят!
Савушкин покачал головой.
– Бумага у вас есть с собой? И чем писать?
– Рапорт на Кучинского хочешь написать?
– Да. Он был под моей командой, имею право[54].
Трегубов кивнул.
– Имеешь. Но давай напишем после обеда. Сейчас с тобой один человек жаждет пообщаться…
– Давайте.
Трегубов не без некоторого театрального эффекта открыл дверь – за которой Савушкин узрел… барона Густава фон Тильзе собственной персоной!
– Входите, Густав. Давненько вас не видел, уже начал скучать…
– Эрнст, мой мальчик! Как же я рад, что ты жив!
Барон сел на том же табурете у изголовья, где сидел Некрасов, и, посмотрел на Трегубова. Тот едва заметно улыбнулся и произнёс:
– Всё, всё, ухожу!
Как только за полковником закрылась дверь – Савушкин спросил:
– Густав, куда вы теперь? На запад, к американцам?
Барон тонко улыбнулся.
– Увы. Там мне не будут рады. Мой шеф, мистер Виснер, как мне кажется, затаил на меня некоторую обиду. Видите ли, Эрнст, я – случайно, право слово! – проговорился одному знакомому американскому генералу о цели своего нахождения в Шлиссельбурге. Этот генерал дал соответствующие инструкции конвою, который сопровождал Власова – итог всего этого водевиля вы знаете….
Савушкин улыбнулся.
– Так вот в чём дело….
Барон развёл руками.
– Превратности судьбы, мой мальчик! На всякий хитрый ход, как правило, находиться более хитроумный… К тому же, как я понимаю, вы были бы огорчены, если бы этот предатель смог бы избежать справедливого возмездия?
– Не скрою, весьма.
– Ну вот, Не мог же я обречь вас на душевные муки… Предатель должен получить своё. В этом мире и так очень мало справедливости, поэтому я чувствовал себя в полном праве намекнуть генералу Бруксу, что мистер Даллес полагает его и Айка тупыми солдафонами, не способными оценить тонкость его игры. Солдафоны
