понравиться своей компании, он и испортил отношения с Берией. Судоплатов утверждает, что почти сразу после назначения Абакумова министром МГБ он предпринял меры, чтобы собрать компромат, достаточный для заведения уголовного дела на Берию. Авторитет Берии в органах ГБ упал до такой степени, что его личный телохранитель полковник Саркисов явился к Абакумову с предложением «стучать» на своего шефа.
Абакумов
Как министр В.С. Абакумов, надо думать, обладал соответствующими знаниями и квалификацией, но, не получив в детстве формального образования, он наверняка испытывал комплекс неполноценности, особенно в случаях, когда ему требовалось сталкиваться с «культурным» обществом. А сталкиваться с этим обществом ему, судя по всему, очень хотелось, так как именно там в СССР были сосредоточены доступные женщины. Говорят, что развратнику на могильном камне выбивают эпитафию: «Покойник любил жизнь». Судя по всему, и Абакумов очень «любил жизнь» во всех ее проявлениях – и в семье, и вне семьи. Накануне ареста он как раз развелся с прежней женой и женился на новой, а следователи по его уголовному делу составили список его любовниц, отдельно вычленив евреек, что немудрено – «культурное» общество послевоенной Москвы во многом состояло из евреев. Ввиду этой своей тяги к жизни министр МГБ очень нуждался в «культурном» обществе и, естественно, боялся быть им отвергнутым. Мне хотелось бы, чтобы вы это отметили, иначе будет трудно понять стойкость Абакумова во время допросов.
Поскольку Абакумов оскотинился или по натуре уже был Животным, то у него, естественно, была и огромная тяга к барахлу в бессмысленном для человека количестве. Оставив имевшуюся у него 5-комнатную квартиру брошенной жене, он приказал оборудовать себе новую в 300 м. МГБ на это потратило 800 тыс. руб. и выселило из отводимых под квартиру Абакумова помещений 16 семей числом 48 человек. Уже в этой квартире при аресте у Абакумова изъяли 1260 м различных тканей, 23 пары часов (8 – золотых) и т. д., и т. п., включая 100 пар обуви, чемодан подтяжек, 65 пар запонок.
Желая понравиться «культурному» обществу Москвы, Абакумов попадал к нему в зависимость. А у Животных свои законы, а не советские. Конкретно – в этом обществе нет худшей клички, нежели «антисемит», «антисемитов» это общество отвергает. Абакумову волей-неволей пришлось лавировать между законами Животных и советскими. И он, в конце концов, долавировался.
Летом 1951 г. подполковник Рюмин, следователь МГБ, не вытерпел и написал заявление начальнику Абакумова – Маленкову. Рюмину не понравились «еврейские» странности Абакумова и в частности: вопреки закону протоколы допросов евреев, по указанию Абакумова, не велись, делались только заметки, а потом полковник Шварцман, еврей по национальности, по этим заметкам писал протокол для отсылки в Политбюро на ознакомление. Причем преступные моменты в показаниях сглаживались.
За антисоветскую пропаганду был арестован профессор Этингер, еврей, лечивший членов правительства, дело Этингера вел Рюмин, но Абакумов запретил задавать Этингеру вопросы о его возможном терроризме. Это как понять?
Более того, придя однажды на службу и требуя из внутренней тюрьмы МГБ Этингера к себе на допрос, Рюмин вдруг узнает, что по приказу Абакумова Этингер срочно переведен в тюрьму в Лефортово, и там спешно умер.
И, наконец, МГБ получило данные о создании группкой еврейской молодежи антисоветской организации «СДР», постановившей убить Маленкова за антисемитизм. Но Абакумов запретил ее трогать!
Думаю, что любой, взглянув на эти факты, немедленно задастся вопросом – а что случилось? Почему Абакумов не трогает преступников, если они евреи по национальности? Этим вопросом задалось и Политбюро, в результате Абакумов 12 июля 1951 г. был арестован вместе со Шварцманом и рядом других работников МГБ, и прокуратура начала их расспрашивать по поводу этого странного поведения.
Абакумов, естественно, оправдывался, но его оправдания могут убедить только Столярова. От Шварцмана, фальсифицировавшего протоколы допросов, Абакумов отрекся, а тот немедленно «закосил» под сумасшедшего.
По поводу Этингера Абакумов отвечал так:
«Руководство 2-го управления доложило мне, что Этингер является враждебно настроенным. Я поручил подготовить записку в ЦК. В записке были изложены данные, которые убедительно доказывали, что Этингер – большая сволочь. Это было в первой половине 1950 г., месяца не помню. Но санкции на арест мы не получили… А после того как сверху спустили санкцию, я попросил доставить Этингера ко мне, так как знал, что он активный еврейский националист, резко антисоветски настроенный человек. «Говорите правду, не кривите душой», – предложил я Этингеру. На поставленные мною вопросы он сразу же ответил, что его арестовали напрасно, что евреев у нас притесняют. Когда я стал нажимать на него, Этингер сказал, что он честный человек, лечил ответственных людей. Назвал фамилию Селивановского, моего заместителя, а затем Щербакова. Тогда я заявил, что ему придется рассказать, как он залечил Щербакова. Тут он стал обстоятельно доказывать, что Щербаков был очень больным, обреченным человеком…
В процессе допроса я понял, что ничего, совершенно ничего, связанного с террором, здесь нет. А дальше мне докладывали, что чего-то нового, заслуживающего внимания, Этингер не дает».
Однако к этому времени следователи прокуратуры выяснили, что Абакумов врет, поскольку заместитель начальника Следственной части по особо важным делам Лихачев на допросе в прокуратуре показал, что незадолго до перевода в Лефортово Этингер дал показания об умышленном неправильном лечении Щербакова, что и повлекло перевод Этингера в Лефортово и спешную смерть.
Несколько более подробно о Щербакове.
Надо сказать, что в партийной иерархии после членов Политбюро и секретарей ЦК наиболее важными считались не должности первых секретарей республиканских компартий, а должности первого секретаря Московского горкома. Четыре года до 1938 г. эту должность занимал Хрущев, а затем его вдруг перевели исполняющим обязанности первого секретаря ЦК на Украину, а вместо него назначили очень молодого (37 лет) А.С. Щербакова. Это вызвало ненависть Хрущева к Щербакову, и впоследствии Никита Сергеевич обильно хаял Александра Сергеевича, уверяя, что тот горький пьяница, характер у него «ядовитый, змеиный» и умер он, дескать, от пьянства. На самом деле пить Щербакову было недосуг, поскольку во время войны Сталин его нагрузил работой, как мало кого грузил. Если за всю войну Хрущев так и не понадобился в центральных органах власти, оставаясь членом военных советов фронтов, то Щербаков руководил не только Москвой, но и Московской областью, был заместителем Сталина в наркомате обороны, политическим комиссаром всей Красной Армии и руководителем органов военной пропаганды. Пьянствовать при такой загрузке, да еще и работая рядом со Сталиным, было немыслимо.
Щербаков не снискал любви «советской интеллигенции» вот по каким причинам. С началом войны лучшие представители всех национальностей СССР отказывались от «брони», т. е. от освобождения от призыва, и шли на
