ворот, — неожиданно сообщает Борис Львович.
— Что? Что же вы молчали?! — возмущаюсь я, подхватывая документы и вещи.
— Знаю я вас. Попрощаться нормально не успеваете, — улыбается куратор, махнув мне рукой уже в закрывающуюся за моей спиной дверь.
Охрана выпускает меня с территории клиники, и я сразу окунаюсь в полный спектр разочарования. Встречает меня не Игорь.
Папина машина перегородила весь подъезд к воротам и он сам выходит из неё навстречу ко мне.
— Дочка, с возвращением! — меня мало трогают радость на лице папы, и я не хочу идти в его распахнутые руки, ведь он тогда не встал на мою сторону.
Поверил, что это я на том видео, снабдив едким “чего тебе не хватало?”.
— Здравствуй, папа, — всё же я обнимаю его, следуя наставлениям куратора.
Не отвергать поддержку близких.
Нда.
А так сложно это сделать.
— Ну, поехали домой, — говорит папа и в этом месте моя надежда по поводу обещанного Игорем шанса окончательно умирает.
Моё замешательство передаётся папе и он быстро подводит к машине, буквально заталкивает в салон на переднее.
Соображаю я долго. Всё ещё не верится, что свободна, хотя, как посмотреть. Внутри меня по сей день тюрьма. Одиночная камера.
— Папа, а почему меня ты встречаешь? Я не говорила тебе, что меня выписывают.
— Давай дома поговорим, не за рулём же, — отрезает папа.
— Чёрт! Вы меня развели? Игорь наврал про шанс начать всё снова? Да? — спрашиваю я, а по щекам уже катятся слёзы.
По мельком брошенному в мою сторону отчаянному взгляду папы я всё понимаю.
Всё.
— А что я должен был делать по-твоему? Смотреть, как моя дочь погибает? Ты… Диана не стоит это всё того, что ты с собой делаешь. Делала.
Мне сложно держаться, но я, сжав зубы, молчу. Считаю про себя до ста, пытаясь устаканить понимание, что никакого шанса не будет. Игорь просто помог моему отцу упечь меня в клинику, а так ему по-прежнему на меня наплевать.
— Делала. Я не буду спиваться и делать других глупостей, только пожалуйста, отвези меня ко мне. Не то настроение сейчас для встречи с мамой и Тасей.
— Зря. Шурик тоже приехала, ждёт тебя.
— Не могу. Не сегодня.
— Хорошо.
Папа соглашается и отвозит меня в мою квартирку.
Однушка на окраине города купленная для меня родителями по моей же просьбе встречает тоской и беспросветностью.
Здесь никого не было весь год с того вечера как я ушла напиваться в клуб.
Всё так и лежит на своих местах, насколько я могла запомнить в пьяном угаре.
Беспорядок мне даже на руку. Я решаю убраться, но обследовав ванную комнату и кухню, понимаю, что для уборки мне доступны лишь вода и полбутылки просроченного моющего средства.
Я не хочу никуда выходить, но и за год прожив в стерильных условиях клиники не могу здесь даже присесть.
Ужас.
За те два года пьянок я ещё и в бомжиху начала превращаться.
Не откладываю в долгий ящик желание убраться. Мне нужно себя чем-то занять, хотя бы пока я могу это сделать. Точно знаю, что моё состояние принятия родительского обмана продлится недолго. Я сразу собираюсь и иду в магазин. Иду прямой наводкой в отдел бытовой химии и набираю в корзину моющие средства. Всё, что нужно для уборки. Тряпки, защитные перчатки, мочалки, средства для мытья полов и сантехники, и даже швабру. Прохожу мимо отдела с алкоголем, и даже не смотрю в ту сторону. Становлюсь в очереди на кассу из трёх человек и за мной сразу встаёт ещё один покупатель.
В девушке с тележкой не сразу узнаю Аню.
Да и не обратила бы внимания кто встал за мной, если бы не годовалый малыш, который тянет ручки к стойке с манящими шоколадками в разноцветных упаковках.
— Аня? Привет! — здороваюсь я и искренне улыбаюсь.
Три года прошло, сейчас кажется, что уже сто лет. Так давно мы виделись, вот уже и ребёночек есть у неё.
— Ди? Ты как здесь? — Анька теряется, лицо у неё не выражает какой-то радости от встречи, а взглядом она сканирует мою корзину.
Лицо моё сразу опаляет жаром. Бывшая подруга явно не рада нашей встречи, да и смотрит на меня свысока, с нескрываемым презрением.
— Я здесь живу, неподалёку, — успеваю ответить я и на этом диалог с Аней заканчивается.
На соседнюю кассу приходит кассир и Аня торопится прорваться туда первой. Пока я дохожу до своей очереди расплатиться за товары, она уже уходит из магазина.
С ощущением собственной никчёмности и с глазами зудящими от желания плакать, я возвращаюсь в пустую квартиру, жаждущую уборки как минимум последние два года.
И если мне до встречи с Аней удавалось держать каменное лицо и не думать, что никакого шанса у меня уже не будет, то после это получается совсем недолго.
Уже рыдая, я загружаю стиральную машинку вещами, которые по-хорошему бы надо выкинуть и не вижу для себя никакого просвета в будущем. На мытье полов дохожу наконец-то до мысли, которая способна меня хоть как-то привести в чувство. Даже две здравые идут друг за другом.
Кому я помешала и кто же меня так подставил тогда?
А Игорь даже не пытался выяснить, что к чему. Сразу за секунду всё разорвал.
Да как он вообще мог поверить?! Я всё для него, я про подруг забыла тогда, из дома лишний раз не выходила, а он?!
На место горя и отчаяния приходят злость и спокойствие. Стиральная машинка подаёт сигнал о завершении стирки, и я иду в ванную комнату. Решительно на ходу отматываю мусорный пакет от рулона.
Все постиранные вещи отправляются в мусорный пакет. Следом туда и то, что ожидало стирки. Я ничего больше не хочу оставлять. Всё летит в мусорку вместе с моей прошлой жизнью.
Только две вещи я не решаюсь выбросить. Они связаны с единственным тем, кто был бы на моей стороне всегда, будь у него такая возможность.
Отправить их в помойку нет сил, нет сил и смотреть на них. Даже в руках держать не могу. Горло сковывает от горечи, а руки дрожат. С трепетом я убираю кулончик с щенячьей лапкой в карман шубы, той самой, в которой Боня когда-то в последние минуты моего безграничного счастья успел оставить дырку на рукаве. Даже мех шубы в этом месте по сей день слипся от щенячьих слюней. Сворачиваю её и затолкав в дорожную сумку, убираю в самый дальний угол шкафа.
Может быть, когда-нибудь, я смогу забыть и выбросить это.
