важное — передать магию следующему поколению. Магов рождается все меньше, а ведь они — главная сила королевств.
— Мозги, вот главная сила! — буркнула я. — А если мозгов нет, никакие печати не помогут. От внутрисемейного скрещивания никогда еще ничего хорошего не выходило.
— Что? — переспросила тетушка, но вдаваться в подробности и объяснять ей последствия близкородственных браков я не собиралась. Тем более сама не была уверена в своей теории. Ведь откуда-то взялась версия, что в браке магов разных стихий дети не рождаются. Мало ли здесь все по-другому, по-особому, а я лезу со своим уставом в чужой монастырь?
Вместо этого помотала головой и снова перечитала список.
Одного пункта здесь не хватало.
— Давай сходим в храм? — предложила я вроде бы невзначай, но тетушка сразу напряглась.
— Ты уверена? — осторожно уточнила она. — Мне казалось, ты опасаешься священников.
— Они же не знают что у меня дар. На мне не написано. И что я принцесса — тоже, — пожала я плечами.
Сама не представляю, что я собиралась там найти. Улики? Крошки этой белласинны — знать бы еще как она выглядит? Глупости. Но что-то меня неудержимо тянуло туда, на место самого первого преступления.
И моего второго рождения, если можно так выразиться.
Центральный храм, в котором проходило венчание наших высочеств, в остальные дни был открыт для посещения. И все прочие храмы, разбросанные как по столице, так и городам помельче, — тоже. Как утверждала тетушка, в каждом мало-мальски крупном поселении имелся свой «дом Высшего», а священники всегда были готовы протянуть руку помощи — за определенную плату, разумеется.
Чаще всего они занимались отпеванием покойников, благословением новорожденных и регистрацией браков, хотя периодически подрабатывали и запечатыванием сорвавшихся магичек.
Иногда и не сорвавшихся, но тссс! За нарушение закона нынче полагался особо крупный штраф. Официально его величество боролся с фальсификацией, ведь запечатывать полагалось сильных одаренных, не способных справиться с магией самостоятельно, а потому нуждающихся в спасительной блокировке.
Следовательно, печать являлась свеого рода знаком качества девы. Мол, энергии много, будет что передать отпрыскам.
Проблема в том, что отчего-то эта закономерность на практике не срабатывала. Ранее яркие, сильные личности, после печати женщины становились вялыми и никакими, вроде ее величества, а детей если и рожали, то средней одаренности.
Но запечатывать девиц отчего-то продолжали. К тому же развилась целая сеть поддельных печатей, которые накладывали на невест с едва выраженным даром. Все ради того, чтобы выдать их замуж повыгоднее.
Больше всех с этого, понятное дело, наварила церковь.
Несчастных магичек, само собой, не спрашивали вообще.
Теперь я лучше понимала суть появившегося примерно в то же время бизнеса Валета по вывозу одаренных невест. Бедняжки были готовы на все, лишь бы не превратиться в овощ, как ее величество. Далеко не все считали печать манной небесной и лучшей долей.
Впрочем, общественное мнение неумолимо.
Добропорядочная мейс на выданье должна быть запечатана. И точка.
Иронию со штрафами за несанкционированное запечатывание я оценила. В этом свете по-иному виделось то пожертвование, что я нашла в сейфе мейстера Сенсетта.
Уж не приплатил ли он за запечатывание не слишком щедро одаренной дочери? Потому и хранил расписку подальше от людских глаз.
Если так, то это компромат, еще какой. Но пользы мне от него чуть: вины мага он не доказывает. Ну, взыскание выпишут, не более.
Это же не заказ на убийство принцессы.
Под высокими каменными сводами храма свободно гуляло эхо. Его украсили только к торжеству и сразу же сняли всю позолоту, стоило дню свадьбы миновать. Сейчас помещение являло собой образец аскезы и смирения.
Что вызывало еще больше сомнений. Если в здании все так просто и скромно, то куда деваются деньги?
— Я могу помочь чем-нибудь, дочь моя?
От неожиданно гулкого баса подкравшегося со спины священника я вздрогнула, но быстро взяла себя в руки. Повернулась к нему, потупившись и надвинув платок на глаза, чтобы точно не опознал. Мало ли это тот самый, что проводил церемонию!
— Исповедь, покаяние, возможно, тебя искушает сила и ты жаждешь ее смирить?
Ничего себе перечень услуг!
— Нет, спасибо, святой отец, — прошелестела я едва слышно. — Мне лишь хотелось вдохнуть немного Высшей благодати, прикоснуться к прекрасному.
— Что ж, отдохни душой. — Мой ответ пришелся ему по нраву, плотно сжатые губы искривились в слабом подобии улыбки. — И если передумаешь насчет исповеди, я буду там.
Он кивнул в сторону небольших кабинок в конце зала, при взгляде на которые у меня снова закружилась голова.
Именно там меня и отравили. В одной из них.
Чтобы преодолеть въевшийся в подсознание страх, я специально прошлась вдоль той стены, мимо трех одинаковых, неплотно прилегающих дверей. Приоткрыла одну из них на пробу — та отозвалась душераздирающим скрипом. Я тут же отдернула руку и поспешила дальше, пока меня не исповедовали принудительно.
Получается, незаметно ко мне никто влезть не мог.
Через дверь.
А вот через шторку исповедальни…
Моя уверенность в том, что в покушении замешаны служители храма, крепла с каждой минутой.
Бесцельно бродя по залу, я остановилась у алтаря. На пышной алой подушке, напоминавшей озеро застывшей свежей крови, покоился треугольный знак, заполненный рунами.
— Та самая печать, — шепнула подошедшая незаметно тетушка.
Я чуть не подпрыгнула — нервная стала со всеми приключениями. Но к штуковине присмотрелась повнимательнее. Вычленить отдельные элементы было сложно: слишком уж плотно переплелась вязь рун. Но если посидеть и подумать…
— А жрецы — одаренные? — озвучила я сомнения.
Ведь до сих пор использование рун предполагало, что в них нужно вливать магию. Значит, у священников тоже дар?
— Нет, насколько мне известно, — огорошила меня местрис Фьюренцу. — Запечатывание происходит за счет личного дара. Его вытягивает и преобразует, каким-то образом блокируя каналы. Я, признаться, никогда этим особо не интересовалась.
— Зря, зря, — пробормотала я, подступая ближе.
От посетителей печать отделяла лента, как в музее, чтобы не воспользовались и не запечатались случайно. Трогать эту гадость я не собиралась, а вот перерисовать узор надо бы.
— А как давно ее изобрели?
— Очень давно, — вздохнула тетушка. — Уже и не помнит никто, когда. Только раньше ее применяли на особо провинившихся магах, преступниках, которых не хотели казнить, но тем не менее следовало примерно наказать. Теперь же…
Она махнула рукой. И так все понятно. Вместо убийц и предателей клеймить стали собственных жен. Чтобы не стали вдруг слишком самостоятельными. А то еще вздумали, магичить. Там, глядишь, и думать начнут, учиться чему…
— А где-то можно поближе посмотреть на узор? — спросила я, отчаявшись разглядеть подробности. — Вроде вижу руну «замок», но не уверена. Питается
