не было. Бай Юй даже показалось, что это его призрак пришел попрощаться. Она протянула руку и осторожно коснулась его локтя кончиками пальцев.
— Я не призрак, — усмехнулся Цуо Су.
Глаза у нее начали наполняться слезами, она сама не знала, от радости или от страха.
— Но как же ты…
Неожиданная мысль, как громом поразила ее. Побег — это ведь все равно что признание вины!
— Цуо Су, как же ты теперь?! Если ты сбежишь, ты же не сможешь вернуться в усадьбу!..
— Ты совсем идиотка?! — злым шепотом сказал он. — Кому, на @@й, нужна твоя усадьба? Я что, буду дожидаться, пока твой Сян Юй и его дружок Си повесят на меня всех глухарей в Учжуне?
— Но…
— Заткнись.
Он взял ее за плечи, привлек к себе и прижался к ее уху разбитыми губами.
— Слушай меня. Если идти по ручью в сторону города, на полпути в низину будет тропа, поняла? Там дальше брошенная деревня, сама найдешь… По левую руку там бамбуковый двор… сразу за входом — большой камень, как стол… Слышишь меня?
Бай Юй всхлипывала и кивала.
— Если что-то случится — сразу беги туда. Запомнила?… Но лучше, сиди здесь, пока Сян Юя не вызовут в Пэнчэн… Как только он уедет, собираешься и лезешь ночью через стену — в том же самом месте, ты знаешь… Я тебя встречу…
Бай Юй вдруг почувствовала, что руки, которые держали ее, больше уже не держат. Она стояла одна возле плетеной ограды и плакала.
Она обернулась и обнаружила, что служанка тоже вышла на улицу и смотрит на нее с подозрением.
Еще некоторое время они вместе наблюдали отзвуки переполоха, долетавшие к ним во двор: крики, ругань, хлопанье дверей, мельканье факелов и топот множества ног.
Цуо Су исчез.
Следующие дни прошли для Бай Юй в страхе, как бы Цуо Су не поймали.
Сян Юя она видела только один раз, издали. Он был мрачнее тучи. Он искоса бросил на нее недобрый взгляд и молча ушел. Он потерял много лица*[157] из-за того, что преступник, которого ненавидели все в Учжуне, сбежал у него из-под стражи. Теперь Сян Юй жалел, что сразу не передал Цуо Су уездным властям.
Через три дня убийцу поймали.
Один торговец на рынке выложил на продажу малахитовую брошку, и вскоре кто-то вспомнил, что видел такую же на одной из убитых девушек. Торговца связали и привели в управу. Позвали родственников той девушки, и они подтвердили, что эту брошку они подарили дочери на ее пятнадцатилетие.
Торговец оправдывался и говорил, что он знать ничего не знает и что брошку ему продал человек из поместья Сян. Судья Си тут же начал его расспрашивать, потому что у него зародилась надежда выяснить, где скрывается Цуо Су. Надежда-то у него зародилась, да только приметы, которые ему сообщили, к Цуо Су совсем не подходили. Торговец говорил, что человек, продавший ему брошь, был лет сорока от роду, приземистый, с кривыми ногами и бородой, одетый в зеленую рубаху, какие носят чуские солдаты.
Генерал Сян тут же приказал обыскать всех солдат у себя в усадьбе. У одного под матрасам нашли женские украшения, которые принадлежали еще трем девушкам, пропавшим прошлой зимой.
Оказалось, что убийцей был Ци Бухао.
Если про Цуо Су, когда его поймали, у людей были какие-то сомнения, то с Ци Бухао все было ясно, как белый день. Как снаружи он был свинья, так и внутри он был свинья. Все это знали.
Никто только не мог представить, что на руках этого негодяя кровь одиннадцати жертв!
Бай Юй проклинала себя и свою тупость! Почему она раньше не подумала о Ци Бухао?! Кто еще мог так нагло подставить Цуо Су?! Что до Ли Лэ, так Ци Бухао давно положил на нее глаз — он щипал и лапал ее за мягкие места, когда только мог дотянуться. И медное зеркальце со зверями он вполне мог украсть — он же работал во дворе у Бай Юй.
Ненависть поднялась в Учжуне еще сильнее, чем три дня назад, когда судили Цуо Су. Люди топили в ней свою боль и стыд, который чувствовали из-за того, что едва не лишили жизни невинного человека. Напрасно Ци Бухао молил и плакал, и кричал, что это Цуо Су все подстроил. Сян Юй выдал его начальнику уезда, и негодяя казнили в тот же день. У всех на глазах ему отрубили руки и ноги, одну за другой, а потом отрубили голову.
Ничто не может вернуть к жизни погибших, но в природе так заведено с начала веков, что за боль платят болью, а за смерть — смертью. Душам, и живым, и мертвым, нужна справедливость.
Тело Ци Бухао бросили на съеденье диким собакам, а голову закопали, чтобы его злобная душа никогда не смогла ее найти.
Так закончил свои дни негодяй Ци Бухао.
Лун Сян-гун закончил утреннее собрание со своими помощниками и медленно вышел на улицу. Он был в мрачном настроении.
Ему не было жалко Ци Бухао, бесполезный был человек, сплошные неприятности от него. Но все равно Сян Юй не мог поверить, что Ци Бухао, полный идиот, больше полугода убивал людей и был неуловим, а потом так глупо попался.
И еще Цуо Су… Цуо Су не нравился Сян Юю. Он чувствовал, что с этим парнем что-то не так. Сян Юй приказал выдать солдатам, которые его сторожили, по двадцать палок, но все равно никто не мог объяснить, как он, полуживой, связанный на пять узлов, с удавкой на шее, сбежал, не оставив следов, словно злой дух.
С Бай Юй тоже все не ладилось в последнее время. Сян Юй думал, может он был слишком грубым с ней — отнял у нее книги, наговорил лишнего… разломал мебель…
Не ее была вина, что воспитание, которое ей дали, не подходило для благородной госпожи. Она была шаманка и ходила между двумя мирами.
Из дочки Бай не вышло примерной наложницы, но она и так была неплохая, особенно когда смотрела на него своими черными глазами, и в них светились восхищение и доверие.
Сян Юй не заметил, как у него поднялись уголки губ, когда он вспомнил, как дочка Бай сидит у лампы, погруженная в заветы своих мудрецов, подперев щечку крепким кулачком. Или доказывает что-то, сдвинув смешные короткие брови, маленькая и очень упрямая. Или лежит рядом и, как глупый ребенок, копирует выражение у него на лице и смеется.
Ей в последнее время пришлось пережить
