Ха-ха! Не ожидала такого поворота, да?
— Я курю редко и только для того, чтобы успокоить нервы, — вздохнула я. — Не нужно перенимать эту привычку. Она дурная и очень плохая, уж поверьте мне.
— Да мы и не собирались ничего перенимать, — пожал плечами старший сын. — А раз эта привычка такая плохая, то мы, наверное, расскажем о ней папе, чтобы он тебя отучил. Правда же, Глеб?
— Конечно! — подхватил Глеб. — У папы свои методы, он отучит от курения за один день. А, может, даже за час.
Оба брата рассмеялись, как гиены из мультика.
— Я и сама больше не буду курить. Только оставьте отца в покое! Он и так уставший после работы!
— Ну да, конечно, мы должны молчать, просто потому, что ты так сказала. Отец ненавидит курящих и должен узнать, что ты ему врешь. Его собственная жена! Как нехорошо…
— Я никому не вру, — рявкнула я. — Не сказать о чем-то — не означает соврать.
— Ну это ты папе объяснишь, — хохотнул Глеб. — Может, он тебе и поверит, но я что-то сомневаюсь.
— Глеб, ну не надо так сразу пугать нашу родную мать, — не без иронии осадил брата Влас. — Она и так вся на нервах, видишь, даже курить начала. Нужно с ней помягче. Вот у меня, к примеру, есть идея получше. Что, если мама даст нам по пять тысяч рублей? И нам хорошо, и папа ничего не узнает, и ей спокойно. Офигенно я придумал, да?
— Ну-у, — с той же иронией проговорил Глеб, — может, ты и прав. Думаю, пять косарей могут убедить меня молчать.
У меня пропал дар речи. Мои дети шантажировали меня и не испытывали по этому поводу никаких угрызений совести. А самое ужасное в этой ситуации то, что я задумалась. Всерьез задумалась над их гадким предложением. Если Сергей узнает, что я курила… я даже боялась подумать, что он может сделать. Терпеть его издевательства или просто откупиться? Второй вариант не казался таким уж невероятным.
У меня была нужная сумма, но Сергей перевел ее, чтобы я купила продукты и еду собаке. Я не могла просто взять и отдать эти деньги малолетним шантажистам, ведь муж обязательно спросит, на что я их потратила.
— У меня сейчас нет столько денег, — наконец сказала я. — Дайте мне немного времени. Что-нибудь придумаю. Но знайте: ваш поступок вас не красит. Это подло, гадко и бесчеловечно.
— Подло и гадко курить тайком от мужа, мам, — ответил мне Влас. — Так что придумывай быстрее. Отец вернется часов в восемь вечера.
Оба сына снова расхохотались.
— Я пойду забирать Валю из сада и зайду в банк, — выпалила я и вылетела из кухни.
Мне хотелось крушить и ломать все вокруг, разбить об стену всю посуду и где-то в глубине души даже выпороть детей. Особенно старшего. Шантажировать собственную мать, зная, как отец измывается над ней, это верх цинизма. Видимо, и Власу, и Глебу было абсолютно на меня плевать. Надежда оставалась лишь на Валентина, ведь он еще не успел настолько от меня отдалиться.
Ближе к вечеру я засобиралась в сад. На лестнице витал легкий шлейф табака с привкусом чего-то сладкого. Видимо, кто-то курил на общем балконе. Мне тоже жутко хотелось закурить, но я не могла сделать это прямо на лестнице, а лифт все не ехал. Вдруг до моих ушей долетели обрывки фраз. Голоса были женские. Значит, на общем балконе курили две мои соседки.
— Мы иногда с ним болтаем утром, когда спускаемся на парковку. Бедный, он столько с ней натерпелся… Она же совсем поехавшая…
— Так, может тебе к нему клинья подбить? Разведется, жену на алименты посадит, и будете с ним жить в шоколаде. Зачем он ее терпит столько лет?
— Спроси что полегче, а. Он вообще кремень, не ведется на намеки. Видимо, любовь зла, не хочет свою полоумную Нину менять на нормальную женщину. Может, ему нравятся чокнутые? Она ж вон на машину забралась и орала на свою собственную собаку — весь двор офигел. А потом я смотрю: гуляет с этой же самой псиной как ни в чем не бывало, улыбается. Капец.
— Да уж, капец, — одними губами пробормотала я.
Наконец лифт прибыл на мой этаж, и я сразу же выкинула из головы эти пересуды. Шантаж собственных детей казался проблемой куда более серьезной, чем пустая болтовня двух соседок.
Преступление
Я шла забирать сына из садика и чувствовала, как у меня подкашиваются колени. Если Сергей узнает, что я курю, он перемолотит меня и выплюнет, не оставит в моей душе ни лучика света.
Влас и Глеб наверняка не остановятся на десяти тысячах, но я все равно сняла для них деньги. Так, по крайней мере, у меня будет хоть какое-то время, чтобы найти выход. В голове даже возник план, как объяснить Сергею, зачем мне понадобились десять тысяч. Скажу ему, что заказала в интернете набор тех отвратительных приспособлений, которые он так давно хотел использовать в спальне. Нет, не для занятий любовью — это было сложно назвать даже сексом… Насилие, садизм, извращение, ужасная грязь — что угодно, только не любовь и секс. В течение ближайшей недели я сэкономлю на чем-нибудь и выкрою эти деньги, чтобы заказать предметы для насилия над своим телом, так что муж не должен ничего заметить.
Я вела Валю домой и, держа его маленькую теплую ладошку, думала: а что, если мне удастся забрать его и развестись? Суд может оставить Сергею старших сыновей, но совсем малыш должен жить с мамой. Есть ли у меня шанс сохранить хотя бы младшего сына, спасти его от тех сомнительных ценностей, что прививает ему отец? Ведь Валя еще совсем маленький, у меня должно получиться вырастить из него доброго, порядочного мужчину, который уважает женщин, не пытается самоутвердиться за счет своей жены, не унижает ее и не загоняет в мыло, словно ломовую клячу.
У Вали еще есть возможность стать достойным мужем, отцом и просто хорошим человеком. Возможно, с Власом и Глебом тоже еще не все потеряно, но, во-первых, Сергей никогда не позволит мне их забрать, а, во-вторых, они сами не захотят жить со мной. Иногда мне казалось, что они ненавидят меня и даже презирают, хотя, чем я это заслужила, не ответили бы, наверное, и они сами.
— Валечка, сынок, — я нежно сжала ладошку ребенка, — а скажи, ты бы хотел жить с мамой отдельно?
— Не-а. Зачем жить отдельно, если мы живем все вместе с папой?
— Ну, допустим,
