я продолжила. — Несмотря на это, убитый горем мужчина не потерял рассудок и довольно быстро догадался кто во всем виноват. Вспомнил как настойчиво соблазняла его дочка мэра, как накануне вечером пришла в ним в дом и принесла с собой чай в мешочке, который по ее словам должен был помочь успокоить расшатавшиеся нервы семейства перед родами. Не знаю на что рассчитывала Джейн, — вздохнула я. — Но даже то, что ее отец мэр не смогло ей помочь. Грег твердо стоял на своем — это Джейн задушила его жену. А когда стало понятно, что мэр не в силах взять и оправдать свою дочь, довольно быстро нашлись еще свидетели, которые видели, как Джейн ночью пробиралась к дому Грега и его жены.
Я замолчала, и за столом повисла напряженная тишина. Слова давались мне с трудом. Эта история была из тех, которые я погребла под огромным слоем других пыльных воспоминаний, так глубоко, чтобы никогда больше не доставать, и уж точно не планировала никому рассказывать. Но они действительно имели право знать, и может теперь смогли бы понять меня чуть лучше.
Я откинулась на спинку и вернулась к рассказу:
— Джейн решила, что в петлю она не хочет, а раз отец ей не в силах поможет, пусть судят другого и обвинила во всем мою мать.
— При чем тут она? — нахмурился Лиам.
— На знаю, может Джейн решила отомстить или увидела в этом единственный шанс на спасение. Но, так или иначе, она на суде во всеуслышание обвинила мою мать в колдовстве. Джейн плакала, заламывала руки, кричала о том, что не ведала что творит. И только голос злобной ведьмы в ее прекрасной головке виноват в содеянном. Город взбунтовался. Все в глубине души знали, что колдовство и правда есть в нашей семье. Мама снимала боль одним прикосновением, лечила раны травами, помогала роженицам. Город беззастенчиво пользовался ее помощью, но все же кто-то боялся ее, кто-то не любил и обходил стороной. А когда выбор стал между ведьмой, пусть и помогавшей всему городу, и Джейн, горожане поняли, что сильнее боятся мэра, чем мою мать. Вот тогда они пришли за ней.
— Ее судили?
— Нет, Лиам, — помотала я головой. — Все происходящее сейчас очень похоже на то, что уже было. История повторяется. Джейн отпустили, а затем город взбесился, люди взялись за вилы, факелы и пришли к нам домой. Мы с братом и сестрой прятались в чулане, мама сказала не выходить, чтобы ни случилось, поэтому я зажимала ладонью рот своей младшей сестры, чтобы никто не слышал как она плачет и, одновременно с этим шепотом, умоляла брата не выходить. Горожане вытащили маму из дома, не забыв предварительно разгромить всю кухню. Они перебили все склянки, рассыпали настои и порошки, растоптали травы. Все, что она столько лет заботливо собирала и сушила, что столько раз помогало им от болей и болезней, все это было безжалостно уничтожено обезумевшей толпой, как и моя мать.
Мой голос зазвенел от ярости и охотник дернулся в мою сторону, но я подняла руку, останавливая его и продолжая говорить. Он сам этого хотел.
— На рассвете они сложили костер. Весь город пришел посмотреть на то, как сжигают ведьму. Мама не пролила ни слезинки, она шла через площадь с гордо поднятой головой, ровной спиной и спокойным лицом. Мы прятались за домом, из-за угла которого было видно площадь. Мэгги плакала, а я старалась успокоить ее, как могла, но она была слишком раздавлена горем и очень хотела к маме. Нам надо было уходить из города прямо тогда, но мы не смогли, не захотели оставить маму одну. Нам казалось, она знает, что мы где-то рядом, что мы останемся с ней до самого конца и поэтому она была так спокойна. Но когда они подожгли хворост все стало гораздо хуже. Мэгги, в голос зарыдав, вырвалась. В ее щуплом тельце было столько силы и столько боли, что я не смогла ее удержать. Она бежала сквозь толпу, распихивая всех своими маленькими острыми локтями. Я дернулась за ней, но Джас удержал меня и лишь обреченно помотал головой. Костер разгорался, горячие языки пламени уже добрались до маминой юбки, я видела, что ей больно, но она держалась изо всех сил. Мэгги добежала до костра в тот момент, когда огонь охватил уже всю юбку и закричала. Так сильно, то пламя колыхнулось, столб к которому была привязана мама пошатнулся. Толпа зароптала и расступилась. Мэгги попыталась взобраться на костер, но огонь обжигал ее, и тогда она просто осталась стоять там, продолжая плакать и кричать, пока от силы ее гнева костер почти не затух. А потом они схватили Мэг, и я увидела как ужас перекосил лицо матери. Она поняла все гораздо раньше нас. Огонь окончательно потушили, и мне на мгновение показалось, что они передумали сжимать маму, но они сделали это лишь с одной целью — поставить рядом с ней еще один столб. Ты можешь представить себе какого это? Смотреть как твоего ребенка обрекают на мучительную смерть? Быть рядом не в силах помочь ему? Мама плакала, кричала, билась в веревках, умоляла отпустить Мэгги, говорила, что это она колдовала, а не ее маленькая дочь. Толпа осталась глуха к ее мольбам. Они привязали Мэг рядом и подожгли костер заново. В этот момент Джаспер увел меня оттуда. Шокированная произошедшим, ощущая свою вину, за то, что не смогла удержать сестру, я почти лишилась сил и не сопротивлялась, пока брат тащил меня прочь из города. Черный дым от костра летел нам в след, словно подгоняя нас, уговаривая бежать из Салема быстрее и быстрее, — я снова сделала глоток кофе, чтобы смыть с языке привкус пепла, сопровождающий эти воспоминания. — Я до сих пор слышу их крики. Матери, рыдающей по своему ребенку, и маленькой девочки, горящей заживо и не понимающей за что люди так с ней поступили. Они сгорели в том пламени вдвоем, а вместе с ними моя душа и вера в людей. Ей было десять, Лиам, — немного помолчав, тихо добавила я. — И ты еще хочешь знать, почему я так сильно ненавижу людей?
Глава 14.2
— Менди… — пробормотал Райан, поднимая взгляд от тарелки.
— Не надо, Райан, — помотала я головой. — Мне не нужны ваши сочувствие и сожаление. Если честно, даже не нужно ваше понимание. Вы хотели знать, я ответила на ваши вопросы.
Я стиснула кружку с кофе в ладонях, сделала глоток и только тогда
