невозможно сделать, так как Риты здесь не будет. Везти дочку с собой, тоже не вариант, она только начала привыкать. Тем более тут садик, подготовка к школе. Как же это все сложно, столько всего нужно учесть, но главное здоровье Риты, я даже думать не хочу, что лечение не поможет. Нет, Рита поправится, пусть ремиссия что угодно, но она просто не может умереть.
Глава 41. На краю
У дома Риты выпрыгнул из машины почти на ходу, замечая реанимационную машину. Черт! Дашка, наверное, с ума сходит, как и моя мама. Не стал ждать лифт, просто взлетел на нужный этаж, прошел сразу в гостиную, где Дашку пытались оторвать от Риты.
— Мама, мама! — кричала дочь, заливаясь слезами и цепляясь за руку жены.
Врач в синем форменном костюме, пыталась успокоить дочку, но та словно ничего не слышала. Моя мама со слезами на глазах стояла рядом, уговаривая внучку отойти от матери. Кинул взгляд на Риту, что лежала мертвенно —бледная, тяжело дыша и с закрытыми глазами. Так, первым делом дочка. Подхватил ее за талию и присел рядом на корточки, прижимая к себе худенькое вздрагивающее тело.
— Даша, послушай меня, мышонок, — обхватил ладонями маленькое личико, заглядывая в глаза, полные слез и отвел непослушные пряди, что прилипли к мокрым щекам.
Взгляд дочери так похож на мой, глаза — полные боли озера, крупные слезы текут непрерывно по щекам.
— Даша, мама простудилась и ей нужна помощь врача, слышишь. Ее отвезут в больницу, сделают укол, и она просто там отдохнет, поспит. Отпусти маму, мы сами с тобой не врачи, не знаем, что делать, правда?
— Нет, нет! — кричит Дашка, снова кидаясь к Рите, — Мама, проснись мама! Не оставляй меня! — плачет дочь, а я первый раз понял, как это, когда у тебя разрывается сердце. Как обжигает все внутри, заставляя дышать через раз. Когда не хватает катастрофически воздуха, сжимая грудную клетку до предела.
— Даша, — тихо бормочет Рита, качая головой из стороны в сторону по подушке.
— Уведите ребенка, — строго говорит врач, — Я все понимаю, но нам срочно нужно заняться больной.
Я киваю и подхватываю дочку на руки, прижимая к себе. Она кричит, вырывается, бьет меня по лицу своими ладошками. Я не могу слушать ее крик, меня словно режет по живому, вспарывая все вены, заставляя прижимать к себе Дашку сильнее. Если бы я мог, я бы забрал всю ее боль себе, впитал бы, как губка, только бы ей не было так больно. От этой боли моя дочь кричит и срывается на хрип, захлебываясь своими слезами.
— Уйди! Ты чужой, ты нам не нужен! — продолжает кричать Дашка, пытаясь вырваться. Сел в детской на кровать, прижал ее к себе, вдыхая родной запах. Господи, меня всего трясет, ломает, словно наркомана какого, а я должен быть сильным, как никогда. Уткнулся носом в макушку, обнимая дочь, поглаживая ее худенькую спинку по курточке. Даша рыдает так горько, что сердце пополам. Обвила тонкими ручками мою шею и уткнулась носом в грудь. Совсем как Рита недавно, когда рыдала под дождем.
— Дашуль, послушай меня, прошу, — чуть отстраняю ее, заглядывая в личико. Глаза красные, кончик носа тоже, всхлипывает, но уже смотрит адекватно.
— Мама заболела, если ей сейчас врачи не помогут, будет только хуже. Ей нужно в больницу, мы не сможем ей помочь.
— Мы поедем с ней, — икая от рыданий, упрямо трясет головой дочка, — Я поеду с ней, буду держать маму за руку, и она поправится. Она всегда так делает, когда я болею, а еще варенье нужно, малиновое. Кто ей сделает? Я знаю, у нас есть, а в больнице есть?
— Я сам куплю твоей маме варенье, отвезу в больницу, — обещаю дочери, и та смотрит на меня, все еще тяжело всхлипывая, но уже успокаиваясь, — Сейчас вы с бабушкой поедете ко мне домой, собери все, что нужно для садика. Ты у меня большая, сама справишься?
— Да, — отвечает дочка, а меня топит от нежности. Такая маленькая, а уже самостоятельная.
— Вечером или завтра я приеду и если маме будет лучше, мы ее навестим. Но ей нужно побыть в больнице.
— Долго? — смотрит на меня большими глазами ребенок. Я должен ей сказать точную дату, назвать день, когда Рита вернется. И совру, обману свою дочь, так как не могу сказать, когда. Сам не знаю, вернусь ли я завтра или через неделю.
— Завтра я тебе скажу, хорошо? — щелкаю легонько по носу дочку и снова прижимаю к себе.
Так и сидим пару минут, пока в комнату не заглядывает мама. Смотрит на нас, грустно улыбаясь:
— Артем, выйди, Риту увозят, — входит в комнату и протягивает руки Даше, — Иди ко мне, зайчик. Сейчас соберем вещи и поедем домой. Ты поедешь со мной и папой?
Дашка переводит заплаканные глаза с меня на бабушку и еле заметно кивает:
— Поеду, — произносит ребенок, а я вижу, как глаза мамы наполняются слезами, но она быстро их смаргивает:
— Артем, иди, ты нужен Рите, — говорит мама, а я поднимаюсь, целую Дашку в мокрую щеку, выхожу из комнаты.
Врачи уже поставили Рите систему и собираются переложить ее на носилки, но я решительно сопротивляюсь. Сам заворачиваю жену в тугой кокон из пледа, пристроив флакон с системой на животе Риты, беру ее на руки. Она такая легкая, что невольно прижимаю крепко к себе, так как веса почти не чувствую.
— Я сам, — говорю врачам и выхожу из гостиной, направляясь к лифту.
Пока спускаемся, прижимаюсь своей щекой ко лбу Риты, чувствуя, какая она горячая, даже обжигает. Жена что-то бессвязно бормочет, невольно прислушиваюсь, слышу только отдельные слова: «Даша», «Артем» и почему — то «папа». Касаюсь ее горячего лба губами, закрывая глаза. Что же мне с тобой делать, девочка? Чем помочь, как исправить то, что натворил? Если бы знать, отдал бы все, что у меня есть, да и никчемную жизнь свою, чтобы не было этой мести, не было всего, что произошло. Слишком поздно я понял все, слишком поздно осознал, теперь не исправить. Все, что я теперь могу — это быть с ними рядом, сколько получится. Мне жизни не хватит, чтобы что-то исправить, мне мало времени, чтобы
