под псевдонимом “Интеллигенция”, скорее всего, был профессор Дж. Б. С. Хэлдейн. Вне зависимости от конкретной личности этого человека, “Интеллигенция” отвечал за организационную и отчасти аналитическую работу “Группы Икс”, а также периодически сам вел визуальное наблюдение за объектами заинтересованности. Примыкавшей к этой сети видной фигурой являлся Айвор Монтегю, третий сын лорда Суэйтлинга. Несмотря на аристократическое происхождение и значительное состояние, унаследованное от прадеда, одного из основателей нефтяной компании “Шелл” первого барона Суэйтлинга, он вступил в коммунистическую партию Великобритании, претендовал на руководство ей и одновременно писал киносценарии и дружил с Сергеем Эйзенштейном. Такая заметная личность мало подходила для нелегальной работы, однако Монтегю все же занимался ей и оказался в этом качестве крайне полезен советской разведке. По его линии “легальная” резидентура ГРУ в Лондоне получала существенный объем военно-технической информации. В частности, он сообщил СССР установленные англичанами технические детали применявшейся немцами системы наведения бомбардировщиков по направленному радиолучу, известной в Германии как “Кникебайн”.
Советская военная разведка в Великобритании располагала нелегальными агентурными передатчиками “Сони” (Урсула Кучински), “Музы” и “Стэнли”. Личности двух последних так и не были установлены, при этом работавшую в Великобритании “Музу” не следует смешивать с действовавшей под этим же псевдонимом в США Хелен Тенни.
Важным и перспективным агентом ГРУ в Великобритании стал тесно связанный с коммунистами физик-экспериментатор, член редакционного совета журнала “Сайентифик Уоркер” Алан Нанн Мэй. Он родился в 1911 году получил докторскую степень по физике и со временем возглавил кембриджское отделение Национального исполнительного комитета Ассоциации научных работников Великобритании. В 1935 году ученый вместе с группой выпускников Кембриджского и Оксфордского университетов приезжал в СССР, где укрепился в своих левых убеждениях, которые никогда не скрывал. В апреле 1942 года Нанн Мэю предложили работу в некоем секретном проекте без уточнения подробностей, на что он ответил согласием. Новая работа оказалась участием в создании ядерного оружия, осуществляемого в рамках в лаборатории Кавендиша в Кембридже в рамках проекта по созданию британского ядерного оружия “Тьюб Эллойз”, и Нанн Мэй находился в поле зрения советской разведки как перспективный объект для вербовки. В июле 1942 года нелегальный резидент ГРУ в Лондоне Я. П. Черняк получил задание привлечь физика к сотрудничеству. На счету опытного разведчика имелось несколько десятков удачных вербовок, поэтому подход к морально готовому к подобному разговору Нанн Мэя не составил особого труда. Черняк убедил его в том, что передача советской разведке информации о британском атомном проекте является не шпионажем, а посильным вкладом в дело борьбы с нацизмом, призванным опередить создание этого оружия в рейхе. Новый источник получил псевдоним “Алек”. До конца 1942 года резидент провел с ним несколько встреч и получил около 130 листов документации с описанием процесса получения плутония, чертежами атомного реактора, схемой установки по разделению изотопов урана и сопутствующими материалами.
Работа на советскую разведку трудно давалась Нанн Мэю в моральном отношении. Он весьма тяготился этими своими обязанностями и ощущал себя предателем, но одновременно считал, что передаваемые им данные укрепят безопасность человечества. Все это вызывало у него крайний душевный дискомфорт, и в декабре 1942 года он с облегчением дал согласие на перевод в Монреальскую лабораторию Национального научно-исследовательского совета Канады. В рассматриваемый период СССР не поддерживал дипломатических отношений с Канадой, что позволяло ученому надеяться на естественный разрыв тяготившей его связи с миром разведки. На последней встрече с Черняком Нанн Мэя показалось, что именно так и произойдет. Резидент дал ему условия связи на новом месте, но время ее восстановления не было зафиксировано, и агент “Алек” рассчитывал, что этот момент не наступит никогда. Как почти все агенты в подобных ситуациях, он заблуждался.
Источники НКГБ и ГРУ РККА в Великобритании активно использовались в интересах информационного обеспечения операций на советско-германском фронте, но с течением времени на первый план стали выходить вопросы научно-технической и политической разведки, направленные на усиление оборонного потенциала СССР и повышение его роли в послевоенном устройстве мира. Приближение окончания войны нисколько не демобилизовало советскую разведку. Более того, ее руководство понимало, что силы британской контрразведки вскоре освободятся от немецкого направления и высвободятся для более серьезной разработки лондонской агентурной сети, поэтому спешило перестроить работу в соответствии с новыми условиями.
3. “20-Й КОМИТЕТ”
Первые залпы Второй мировой войны внесли новый элемент в шпионский фарс, разыгрывавшийся “Джонни” — “Сноу” — Оуэнсом. Узнав о начале боевых действий, изобретательный агент-двойник немедленно понял, что они чреваты весьма опасными изменениями в его статусе, а также то, что теперь ему следует подстраховаться от возможных обвинений в двурушничестве и не попасть под суд, который неизбежно применит к нему законы военного времени со всеми вытекающими последствиями. Поэтому 4 сентября 1939 года он вышел в эфир якобы для укрепления доверия абвера к себе, а в действительности для проверки эффективности британской радиоконтрразведки. Передачу не засекли, что весьма успокоило Оуэнса, и тогда он позвонил в Особый отдел и попросил встречи с кем-нибудь из оперативного персонала, чтобы добровольно сдать ему передатчик. На встречу прибыл инспектор Гейген и сразу же арестовал агента, однако тот сослался на полковника Пила из разведки и потребовал вызвать представителя Службы безопасности, чтобы отдать аппаратуру им. Об этом был составлен соответствующий протокол, и сообразительного Оуэнса освободили. Таким способом он получил индульгенцию на освобождение от преследования, поскольку добровольно заявил о своей тайной деятельности и сдал рацию, в результате чего мог относительно спокойно продолжать обманывать обе стороны.
Контрразведка использовала Оуэнса в оперативной игре с немцами, проводимой группой офицеров МИ-5 в рамках пересмотренной стратегии работы с двойными агентами. В оперативном плане этот контингент принципиально отличался от обычных агентов, которых требовалось выследить, поймать и передать следователям, после чего отдел “В” Службы безопасности прекращал заниматься ими. Если же контрразведка полагала целесообразным перевербовать схваченного вражеского агента и использовать его в оперативной игре, ситуация разительно менялась: на первое место выходило подбрасывание противнику грамотно составленной дезинформации. Зачастую она поднималась до превосходившего компетенцию МИ-5 стратегического уровня, поэтому дело Оуэнса послужило своего рода катализатором для создания в Британии структуры под названием “Совет по радиообмену” (“W”). Само название этого органа вводило в заблуждение. Подразумевался вовсе не абстрактный радиообмен, а радиоигры с разведками противника, в первую очередь немецкой, поэтому в Совет вошли начальник отдела “В” МИ-5 Лиддел, руководитель МИ-6 Мензис, директоры морской разведки Годфри, авиационной разведки Бойл и армейской разведки Бомонт-Несбитт. Основной задачей Совета являлась выработка общей политики Великобритании в области дезинформации,
