встречи.
— Ловлю на слове, брат!
* * *
После очередной премьеры Ольга вернулась поздно — когда все уже спали. И на следующее утро она никак не хотела отрывать голову от подушки.
Ярослав уже целый час возился с Шуриком, а супруга по-прежнему негромко посапывала, накрывшись пуховым одеялом.
В девять тридцать далеко внизу раздался резкий звук клаксона. Фигина заёрзала в кровати и выставила наружу правую руку. Заметив первые признаки пробуждения жены, Плечов отвёл сына в дальнюю комнату и, оставив его под присмотром не раз уже осуществлявшего подобную миссию Павлика, вернулся в спальню, где первым делом нежно припал губами к тёплой Ольгиной длани.
В это время в дверь позвонили.
Электрические звонки тогда были ещё редкостью, но бывшему владельцу квартиры неслыханно повезло: студенты физмата одного из московских вузов, перед которыми он частенько выступал с научно-популярными лекциями, в качестве благодарности осчастливили профессора одним из первых.
— Входи — не заперто! — пробасил Яра.
— Именинница здесь живёт? — донеслось в ответ из коридора.
— Кто это? — мгновенно вскочила Ольга и принялась спешно натягивать приготовленное с вечера длинное праздничное платье.
— Мой друг Алексей. Несколько дней тому назад я знакомил тебя с ним.
— А…
— С днём рождения, любимая!
— Спасибо.
— Где здесь разуваются? Выползай, братишка. Хорош прятаться — уважь наконец-то старого товарища, — не унимался Копытцев.
— Секундочку…
Плечов наконец-то соизволил выйти навстречу прямому начальнику по службе и, наплевав на всякую субординацию, заключил его в свои медвежьи объятия.
— Какой из них мой? — он кивнул на два абсолютно одинаковых букета из каких-то диковинных лиловых цветов, напоминающих полевые колокольчики.
— Бери любой — я сегодня добрый! И вот ещё: всё, как ты просил, — капитан основательно умерил громкость своего и без того несильного голоса. — От тебя «Красная Москва», от меня — коробка «Гулливера». Или наоборот. Как считаешь нужным.
— «Гулливер»? Что это такое?
— Вафли, покрытые толстым слоем шоколада. Новинка от фабрики «Красный Октябрь». Персонально для Ольги Александровны. Прямо с конвейера.
— Круто! Но я выбираю духи. Кстати, это её любимые.
— Не оригинально… Ну, пошли, а то именинница заждалась!
— Мальчики, ну где же вы? — подтверждая его слова, донеслось до них.
— Ой, цветочки… В последний раз ты дарил мне их на Восьмое марта… Чего краснеешь? Стыдно?
— Ещё как. Обещаю впредь исправиться.
— И «Красная Москва». Спасибо, любимый! Я тебя просто обожаю.
— А это от меня лично! — протянул запакованную коробку — по размеру длиннее, шире и выше обычной конфетной — Копытцев.
— Что здесь? — недоверчиво стрельнула огромными глазами Фигина, слывшая закоренелой сластёной, но никогда ранее не встречавшая ничего подобного.
— Вафли в шоколаде.
— «Гулливер», — прочитала Ольга надпись на приклеенной на днище этикетке. — Сейчас мы их распробуем!
— Оставим лучше на вечер.
— А вы ещё заедете к нам?
— Непременно. Сразу после лекции в университете.
— Вы там работаете?
— Нет. Учусь в аспирантуре. Вместе с Ярославом Ивановичем.
— А машина у вас — личная или служебная?
— Личная! — без тени смущения соврал Алексей.
— Ох, и везёт же людям!
— У меня отец — большой начальник. В престижной организации, занимающейся внешней торговлей.
— Был у нас уже один такой знакомый торговец… Кстати, где он сейчас?
— Не знаю, — пожал плечами Яра.
— Что ж, от каждого по возможностям, каждому по потребностям, — продолжала рассуждать вслух Ольга. — Кому — родители и тачка, а кому…
— Продолжай… Чего умолкла? — не выдержал Ярослав.
— Да что-то расхотелось… Вот мой шалопай — круглый сирота. Но я его ни на кого другого не променяю.
— И правильно. Слава — наш человек. Кремень.
— И всё-таки я предлагаю немедленно приступить к дегустации этого шедевра кондитерского искусства!
Невзирая на вялое сопротивление мужчин, Ольга распечатала коробку и протянула каждому из них по «Гулливеру».
— Очень вкусно! — констатировала, аппетитно похрустывая шоколадной вафлей. — Всё. Баста. Остальное — Павлику и Шурику.
Словно подтверждая мысль о том, что его имя лучше не поминать всуе, из дверей, ведущих в самую большую комнату, появилась слегка сгорбленная фигура, держащая за руку маленького мальчика.
По мере приближения глаза юродивого всё больше наполнялись какими-то потусторонними, лихорадочными огнями, становясь при этом ярче и шаловливей — такое с ними всегда случалось при виде необычных продуктовых деликатесов.
— У-а-ы, — потянулась к коробке немощная ручонка. Сама по себе. Непроизвольно.
Алексей улыбнулся и протянул Павлику свою покрытую шоколадом многослойную вафельную конфету.
— Держи. Я сладкого не люблю.
— Мэ-вэ, — благодарно пробормотал умалишённый.
Санька тоже получил свою долю. И теперь сидел на полу у печки с измазанным шоколадом, но бесконечно счастливым и жизнерадостным лицом.
Досматривать до конца идиллическую картину Плечов с Копытцевым не стали — им давно было пора собираться в дорогу!
* * *
Всё шло, как и в прошлый раз: Поклонная гора, шлагбаум, зелёный забор с защёлкнутой калиткой…
Только люди были другие.
Вместо Гриши дежурил юноша лет двадцати, смешливый и не в меру шустрый. С острыми соколиными глазами редкого изумрудного цвета.
Он издалека высмотрел приближающуюся машину, заранее открыл шлагбаум, попросил и проверил документы, сгонял в будку, прибежал обратно — и всё за считанные секунды.
В карауле, несущем службу на Ближней даче, тоже случились изменения. Вместо «хвыркающего» молодого малоросса пред ними предстал взрослый мужик, который слишком чётко выговаривал букву «о», совсем не так, как жители центральных областей России и самой Москвы, больше акающие, чем окающие: «Хорошо», «Проходите»… «Однако по списку вас должно быть двое!»
Может, вологодский или помор?
Плечов махнул рукой, зазывая задержавшегося Копытцева, но тот, видимо, ещё вчера знал о том, что тоже попал в список приглашённых, и теперь быстрым шагом приближался к распахнутой калитке, догоняя вырвавшегося вперёд коллегу.
А «бьюик» так и остался стоять на опушке леса с незапертыми на ключ дверками. Впрочем, что с ним могло случиться на столь строго охраняемой территории?
Вечный секретарь вождя Поскрёбышев на сей раз ожидал гостей в помещении — вчера вечером температура воздуха в Москве и Подмосковье впервые опустилась ниже нуля, в одном кителе бегать по двору в такую погоду ему явно не хотелось.
— Проходите, пожалуйста. Сюда!
Стол был уже накрыт. Чай подан.
Но кроме стаканов и сладостей перед чекистами оказалась ещё и карта.
— Вот, смотрите, — после непродолжительной церемонии приветствия, пустился в размышления товарищ Сталин. — Здесь — Москва, здесь — Минск, чуть западнее белорусской столицы — Несвиж. Луцк, а, значит, и Олыка, находятся на прямой линии с этим городком, фактически — на одном меридиане, только немного южнее. Обоз с отступающими добровольцами по идее должен был идти строго на запад — туда, откуда прибыл, то есть в Польшу. И не медлить,
