передо мной плескалась новая порция наливки. Щеки Аллочки заливал яркий румянец, она уже сидела на коленях у Артура Георгиевича, а его руки по-хозяйски блуждали по ее телу.
— А пионер-то наш поплыл с пары глотков, а? — захохотал физрук. — Осоловел совсем!
— Ничего-ничего, тяжело в учении — легко в бою! — воспитатель подмигнул мне и кивнул на стакан. — Давай вторую!
Меня затошнило. Не знаю даже, от чего больше — от мысли о новой порции самопальной приторной выпивки или от того, что тут могло или может произойти.
— Что, сдрейфил, пионер? — физрук снова захохотал. Кажется, я пропустил часть пьянки, и они успели тут порядком поднабраться. Ну да, в бутылке самогона осталось всего-то чуть-чуть.
— Тебе совсем необязательно пить, Кирилл, — сказала Марина. Она так и не допила свою самую первую порцию.
— Давай, Кирюха, ты же мужик! — хриплый смех физрука перешел в кашель.
Я взял стакан. Поднял его, покрутил в руке, глядя, как на дне перекатывается густая красная жижа. А потом выплеснул в лицо физруку.
Капли вишневой наливки повисли на его бровях и усах. Он несколько секунд молча открывал и закрывал рот.
— Ах ты мандюк мелкий! — он взревел, схватил меня за грудки, приподнял над табуретом и встряхнул. Я залился пьяным смехом. Ну а что? Они сами решили напоить подростка, действие алкоголя может быть непредсказуемым, кто им тут доктор?
— Гена, ну ты давай осторожнее там… — пробормотал Артур Георгиевич, запуская руки под футболку Аллы.
Физрук толкнул меня, я зацепил ногами табуретку и вместе с ней обрушился на пол. Довольно чувствительно треснулся затылком. Закрыл глаза, приоткрыл рот.
— Кирилл? — сказала Марина. — Кирилл, с тобой все в порядке?
Я молчал и не шевелился. Хорошо бы сейчас еще кровь носом пошла.
— Кирилл! — Марина вскочила и бросилась ко мне.
— Да прикидывается этот мандюк, точно тебе говорю, — пробурчал физрук.
— А если нет? — крикнула Марина. — Вы вообще в своем уме?
Она склонилась надо мной. Ее пальцы сжали мое запястье. Вроде бы сейчас те двое алконавтов не должны видеть мое лицо, его как раз должна закрывать от них спина Марины. Я открыл глаза и прошептал одними губами.
— Тише…
Брови девушки сошлись на переносице, но она ничего не сказала.
— Наклонись ниже, — сказал я, опять же одними губами. Но она поняла. И склонилась к моему лицу, будто слушая дыхание. — Марина, уводи отсюда Аллу!
— Да что ты говоришь… — прошептала она.
— Ты дура, да? Не понимаешь, к чему все идет?
— И как я ее уведу? Силой утащу что ли?…
— Вы там уже шепчетесь, да? — спросил Артур Георгиевич. — Ну что, Мариночка, живой там наш пионер?
— Живой, — буркнула она, поднимаясь. Бросила на меня непонятный взгляд. Досадливый и беспомощный. Протянула мне руку, я ухватился за нее и встал, пошатываясь. На самом деле, пьяным я себя вообще не ощущал. Меня слегка мутило, но это и все. Похоже, все опьянение ушло на «прозрение будущего». Которое теперь надо как-то предотвратить.
Я посмотрел на совершенно разомлевшую Аллочку. Глаза подернуты поволокой, розовые губы приоткрыты, пальцы перебирают распахнутый воротник рубашки Артура Георгиевича.
Как сбить с настроя нашего воспитателя, который явно решил, что у него сегодня будет секс, вне зависимости от того, что думает его партнерша? Сколько ей лет? Восемнадцать?
Пальцы Артура Георгиевича тем временем стянули под футболкой лифчик с груди Аллочки и игрались с ее сосками.
Меня снова замутило.
Я покачнулся и натянул на лицо пьяную улыбку.
Замутило.
Знаю я один стопроцентный антисекс…
Есть два способа вызвать рвоту, когда и так немного мутит. Можно сунуть себе в рот два пальца, а можно начать думать о блюющих людях. Представлять себе, как они исторгают из себя съеденное, издают утробные звуки. И запах этот неповторимый еще… То, что совсем недавно было аппетитной едой, с кислой примесью.
Я напряг живот, как бы показывая желудку, что, мол, давай-давай, внутри тебя куча лишнего, от этого нужно немедленно избавиться.
«Закусывать лучше манной кашей или винегретом, — подумал я. — Каша выходит легко, а винегрет — красиво».
Тут желудок рванул вверх, я повернулся к Аллочке, сидящей на коленях у нашего воспитателя, и весь мой почти переваренный ужин, чуть подкрашенный вишневой наливкой, оказался на ее футболке. Ну и немного еще на рубахе Артура Георгиевича.
— Б…! — Артур Георгиевич отдернул руки от девушки. — Е…. твою мать!
— Ой, — сказала Аллочка и сложила губы буквой «О».
— Упс, — сказал я, вытирая губы. — Простите, я не хотел…
— Надо быстро застирать это, Алла, пойдем к крану! — Марина схватила подругу за руку и попыталась поднять. На ногах девушка держалась неуверенно. Ее качнуло, в сторону, она схватилась за стол и опять захихикала.
— Да-да, Марина, надо отмыть… ик… — девушка сделала шаг к двери. — Мыло… Гена, у тебя есть мыло?
— Давай я помогу, — сказал я, подставляя Алле второе плечо.
Артур Георгиевич брезгливо вытирал пятна со своей рубашки носовым платком.
Мы вышли на улицу. Прохладный воздух моментально выгнал остатки тумана из моей головы. Впрочем, его и так было не особенно много.
— Да шагай ты, — шипела Марина, подталкивая Аллу в сторону ближайшего фонтанчика.
— Ой, там такие звездочки на небе! — Алла запрокинула голову и чуть не рухнула назад. Снова засмеялась.
— Да тише ты, дура! — зашипела Марина. — Снимай футболку! Кирилл, помоги мне!
Мы кое-как стянули с пьяной вожатой футболку, стараясь не заляпать ее уже порядком растрепанную косу.
— По небу плыть, роняя свет, им суждено сто тысяч лет… — запела Алла. — Вот вы скучные!
— Лифчик поправь, — прошептала Марина, кое-как натягивая уродливое изделие советской легкой промышленности на положенное ей место.
— Ты скучная! — заявила Аллочка. — Мы же вернемся обратно к ребятам?
— Ага, сто раз, — буркнула Марина и принялась отстирывать футболку подруги. А та снова взялась что-то петь и кружиться, глядя на звездное небо. Я тоже поднял голову.
Ну да, звезды и правда были ничего так себе. Даже мимоходом вспомнилось, как отец мне в раннем-раннем детстве показывал и рассказывал, что вот эти пять звезд — это созвездие Кассиопея. А вот те четыре — Орион. А три посередине — пояс Ориона.
Аллочка вдруг охнула, качнулась и схватилась за дерево.
— Что-то мне нехорошо… — пробормотала она.
Я стоял рядом с корпусом десятого отряда в густой тени и прислушивался, как Марина укладывает ноющую Аллочку в кровать.
— Вот тазик, поняла? — шепотом наставляла она. — Если снова захочешь блевать, наклонись с кровати. Ты вообще меня слышишь?
— Слышу, слышу… Как
