– Мне казалось, ты этой осенью уезжаешь учиться в колледж?
Дерек пожал плечами:
– Ну, понимаете, я в театре роль получил в новой пьесе, клёвую такую, и ещё я познакомился с одной девочкой из Локмастера, девчонка – просто класс в общем, я решил ещё годик поработать.
– Ещё раз спасибо, Дерек, – подытожил Квиллер, подталкивая его к двери. – Схожу посмотреть на тебя в ноябрьской постановке. Не говори мне ничего о своей роли, это приносит неудачу. Сиамцы шлют тебе привет. Шеф-повару передай мою благодарность. Осторожней с девочкой из Локмастера. Тут ступеньки, смотри не споткнись. – Мало-помалу ему наконец удалось выпроводить не в меру общительного Дерека Катлбринка.
На пороге ванной показалась Полли. С виду ничего принципиально в её прическе не изменилось.
– Хороший мальчик, только ещё не нашел себя, – сказала она.
– Не там ищет, – пробормотал Квиллер.
Они обедали за столом из итальянского туфа; Полли вспомнила об «Отелло» и спросила, как ему понравилась запись.
– Потрясающая опера! Даже котам понравилось. Я прокрутил её несколько раз. – Скажем так, не всю целиком, но этот момент он не стал афишировать.
– Как тебе «Credo» Яго?
– Незабываемо!
– Ты согласен со мной, что «Dio! Mi potevi…» – роскошное место?
– Без всякий сомнений!.. А что ты думаешь о выставке катастроф? – спросил он, аккуратно меняя тему.
– Девочки сотворили чудо! Такую тему нелегко подать. И очень мудро придумано с голосованием.
– Мне кажется, они упустили важную вещь. Нужно было поименно назвать тридцать двух погибших, я так и написал в статье.
– Никто не знает, кто они были, разве что семьи помнят, – пожала плечами Полли. – Официального списка нет. У нас есть на микрофильме старые выпуски «Пустячка», но, как ни странно, не хватает нескольких номеров за май, с тринадцатого по восемнадцатое.
– Откуда у вас эта пленка?
– Когда «Пустячок» перестали выпускать, Джуниор Гудвинтер всё передал нам. Помимо газет мы проверяли картотеки окружного суда, но все записи о смертях до тысяча девятьсот пятого года были в тот год уничтожены пожаром.
– Интересно было б знать, кто бросил спичку, – промолвил Квиллер. – Сомневаюсь, чтобы все записи были уничтожены но чистой случайности. Кому было бы выгодно, чтобы имена погибших забылись? Гудвинтерам? Или, может быть, их имена помогли бы установить, кто находился среди линчевателей? Их могло быть тридцать два – каждый мстил за одну жертву. Словно некий ритуал, понимаешь? Чтобы никто не узнал, кто же на самом деле был палачом, они были закутаны в белые простыни. Соломинки, наверное, тянули, кому вешать, так мне это представляется.
– Любопытные размышления, – отозвалась Полли, – если считать, что история с линчеванием – правда.
– Если Эфраим покончил жизнь самоубийством, зачем ему понадобилось делать это в общественном месте? У него был большой амбар. Мог спрыгнуть с сеновала. В конце концов, заботит ли кого-нибудь сейчас, когда прошло так много времени, какова была подлинная судьба старого негодяя? Почему Благородные Сыновья Петли поколение за поколением упорно продолжают своё дело?
– Потому что Эфраим Гудвинтер – единственный злодей за всю историю Мускаунти, – сказала Полли, – а людям нравится, когда есть bete noire[12], люди всегда любят, чтобы было кого ненавидеть.
От тыквенного пирога она отказалась, и Квиллеру пришлось съесть оба куска – нельзя сказать, чтобы он был против. Потом он спросил:
– Что ты знаешь о Винсе и Вероне?
– Не много, – ответила Полли. – Месяц назад они неожиданно появились здесь и сделали дельное предложение, которое совет музея принял с восторгом. Винс брался составить каталог печатных станков, а за это ему предоставили дом с бесплатным проживанием. Эти станки уже просто не знали, куда девать, так что появление на сцене Винса было воспринято как Божье благословение.
– Тебе не кажется, что его предложение было подозрительно щедрым?
– Вовсе нет. Он пишет книгу по истории книгопечатания, и для него это уникальная возможность увидеть настоящее оборудование, которое использовалось сто – двести лет назад.
– Любопытно было бы выяснить, откуда он узнал про станки.
– Он ведь изучает книгопечатание и, кажется, неплохо его знает.
Квиллер усмехнулся.
– За годы моей карьеры, Полли, я разговаривал с несколькими тысячами человек, и я могу определить разницу между: а) теми, кто знают, о чём они говорят, и б) теми, кто просто зазубрил какие-то вещи из книжек. Я не думаю, что Бозвел относится к категории «а».
– Но эта работа дает ему возможность многому научиться, – продолжала упорствовать Полли. – В библиотеке он всё время берет книги по этой теме. Благодаря Гудвинтеру Старшему наша библиотека располагает самым полным в северо-восточных штатах собранием книг по истории печатного дела.
Квиллер вспушил усы.
– Кофе? – предложил он.
– Винс ведь ещё работал аукционистом, – добавила Полли.
– Или балаганным зазывалой. Его голосина и мертвого поднимет. В том, что делает Бозвел, есть одна деталь, которая меня озадачивает. Каждый раз, как я возвращаюсь в музей, его фургон отъезжает от амбара. Сегодня я обнаружил, что он сообщает Вероне по радиотелефону, что идёт домой обедать, и подозреваю, она таким же образом предупреждает его, когда я сворачиваю на улицу Чёрного Ручья. Я хочу как-нибудь на днях обмануть его: отъеду от музея на машине, потом оставлю её где-нибудь и потихоньку проберусь домой пешком по другой дороге.
– Квилл, ты прирожденный сыщик! – засмеялась Полли. – Тебе не хватает трубки и увеличительного стекла.
– Можешь смеяться, – обиделся он, – но я тебе расскажу кое-что ещё: когда Коко не спит, он почти всё время проводит в кухне на подоконнике, глаз не спуская с амбара.
– Наверное, хочет увидеть кошек из амбара или полевых мышей.
– Можешь считать так, но, насколько я разбираюсь в поведении котов, – он со значением пригладил усы, – здесь сокрыто нечто совершенно другое. У меня есть теория, хотя ещё не до конца продуманная, что Бозвел занимается в этом амбаре какими-то тёмными делишками. В этих ящиках он ищет вовсе не печатные станки. А когда находит, то подгоняет фургон к дверям, через которые раньше загоняли скот, загружается и едет развозить товар.
– Какой товар? – спросила Полли с недоверчивой улыбкой.
– У меня нет улик, – ответил Квиллер, – я не готов этого сказать. Если бы вооружиться ломом и провести часок в амбаре, я бы кое-что выяснил. Вспомни, Бозвел – первый, кто дотрагивался до этих ящиков с прошлого года, со времени смерти Гудвинтера Старшего. Как он о них узнал? Кто-то из Мускаунти ему сообщил, и этот кто-то, возможно, помогает ему сбывать товар.
