Так снег всё шёл… и шёл. Даже мистер Хиббард пал духом. Бабушка сказала: «Надо молиться». Он не был шибко верующим, но они все стали молиться.
И тогда случилось чудо, как рассказывала бабушка. Один небольшой приход в Кеннебеке снаряжал поисковые партии – вызволять людей в дальних, на отшибе, домах и домишках, и по внезапному наитию они решили пробиться в большой дом на холме.
На Квиллера рассказ произвёл большое впечатление. Он уже было снял трубку, чтобы позвонить Кеннету, но передумал и решил немного подождать. В этот час Кен наверняка обедал со своими соседями в Уинстон-парке. Пегги говорила, что совместное застолье стало одним из ритуалов, который они исполняли дважды в неделю.
Так что подошло уже к девяти, когда Квиллер набрал номер своего помощника. К его удивлению, из трубки прозвучало: «Этот номер больше не обслуживается».
С другой стороны, ничего удивительного тут не было. Кеннет, вполне возможно, съехался с кем-нибудь из приятелей, чтобы снизить расходы на жилье. С кем и почему – вопросы, которыми не стоило задаваться.
Тем не менее Квиллер почувствовал легкое покалывание в верхней губе и немного покрутил усы.
А затем крикнул: «Книга!» – и сразу примчался Коко. С разбега взлетел на полку и, не останавливаясь, чтобы принять решение, столкнул «Старинные побасенки» Джорджа Эйда.
– Американский юморист, – отвечала она. – Конец девятнадцатого столетия.
– Библиотекарь всегда библиотекарь, – прокомментировал он.
ДВАДЦАТЬ ДВА
В среду утром Квиллер покормил сиамцев и процитировал им несколько строк из Редьярда Киплинга – пища для ума на день грядущий. Сам он похлебал овсянки и закусил дольками банана, за которыми последовала обязательная чашка кофе.
Подкрепив таким образом свои силы, он позвонил в отдел городских новостей и попросил позвать Бородача.
– Он здесь больше не работает, – ответил секретарь.
– Как давно? – Квиллер не верил своим ушам.
– Со вчерашнего дня.
– Что произошло?
– Не знаю. Говорите с боссом.
Квиллер налил себе вторую чашку кофе и стал соображать. Его уволили? Сам взял расчёт? И в том и в другом случае – по какой причине? С ним случилась беда? Испугался, что выболтал слишком много, поддавшись воздействию «Скуунка» и доброжелательного слушателя?
Квиллер позвонил выпускающему редактору.
– Джуниор! Что случилось с Бородачом?
– Он взял расчёт, возвращается в академию.
– Так, с бухты-барахты?
– Ну, знаешь… эта молодая поросль… они никогда не знают, чего хотят.
– Он оставил адрес для пересылки почты? Я должен ему за сбор информации.
– Нет, адреса нет. Он, верно, вышлет тебе счёт. Слушай, не напишешь для нас что-нибудь такое-этакое с продолжением, пока мы не подыщем замену?
– Я вам не по карману.
Квиллер резко опустил трубку и тут же позвонил Пегги по домашнему номеру в Уинстон-парке.
– Это Квилл. Что случилось с вашим бородатым соседом?
– Право, не знаю. Меня вчера пригласил на ужин – догадайтесь кто? – Уэзерби Гуд! И мы отправились – отгадайте куда? – в «Конь-огонь»! А когда я вернулась домой, нашла записку от Кеннета. Он просил меня возвратить арендованный им автомобиль и забрать у вас то, что вы должны ему за выполненное задание. Ума не приложу, что всё это значит.
– Что – я понимаю, но вот чего я не понимаю, так это почему. Он оставил какой-нибудь адрес?
– Ничего! Мне казалось, вы с Кеном вполне сработались.
– Так оно и было, и он отлично справился с заданием. Вот почему его бегство для меня абсолютная неожиданность. Сообщите мне, если надо будет оплатить какие-то расходы. Как вам понравился «Конь-огонь»?
– Высший класс! Уэзерби предупредил, мол, там непринужденная обстановка, и я ожидала чего-то типа сельской разлюли-малины, но у них вполне классно, несмотря на весь их лошадиный антураж.
Квиллерово знакомство с Джадом Амхёрстом можно было назвать шапочным: однажды вечером они встретились в Хиббард-Хаузе и обменялись рукопожатием завзятых скуункеров. В Мускаунти росло число сознательных граждан, предпочитавших утолять жажду минеральной водой «Скуунк».
Теперь Конни назвала Джада лучшим знатоком повседневного быта нынешнего Большого Дома на Холме. И Квиллер позвонил ему и пригласил в Индейскую Деревню, чтобы скоротать вечер за беседой о Хиббард-Хаузе. Джад Амхёрст, как запомнилось Квиллеру, был благообразным инженером на пенсии. Его седая шевелюра не была такой густой и буйной, как у Торнтона Хаггиса, но Коко и Юм-Юм её одобрили.
Они встретили Джада в прихожей «номера четвертого», приветливо махая хвостами.
– Так это и есть те два проказника, которые пишут колонку «Из-под пера Квилла»? – спросил он.
– Тайна разгадана! Надеюсь, дальше это не пойдет. Вы уже бывали в Индейской Деревне?
– Я присутствовал на двух-трёх собраниях Орнитологического клуба и однажды выступил с сообщением о птицах, населяющих поместье Хиббардов. Пришлось порядком попыхтеть, но мне это было в удовольствие.
– Похоже на материал, который можно использовать в книге о Хиббард-Хаузе. У вас остались записи?
– Всё гораздо лучше. В Птичьем клубе сделали магнитофонную запись моих штудий, и её можно прослушать.
Они сидели в двух удобных мягких креслах друг против друга, утопив ступни в пушистом ковре.
– Он даже мохнатее, чем у Олдена, – заметил Джад. – У Олдена гостиная обставлена по последнему слову моды.
Потом он объяснил, что постояльцы-мужчины живут в каменном гостевом доме у подножия холма, на котором стоит деревянный особняк.
– Сайрус, первый Хиббард, владелец лесопильных заводов, был помешан на дереве – что само по себе хорошо, но вот его потомки жили в вечном страхе из-за угрозы пожара.
– Я хотел бы записать всё на диктофон.
Так на магнитофонной ленте появилась следующая запись:
Дед Вайолет, Джеффри, получил образование в учебных заведениях Новой Англии и за рубежом. Был он человеком чрезвычайно общительным. Летом, бывало, приглашал к себе всех однокашников, по нескольку человек за раз. Они приезжали поездом, заменившим почтовую карету. И жили неделями, обосновавшись в гостевом доме из бутового камня, который Джеффри построил у подножия холма на берегу живописного пруда. Это был обычный лягушачий пруд, и по ночам лягушки своим любовным кваканьем не давали гостям спать. Джеффри дал изящному гостевому флигелю вычурное французское название, но злоязычные гости переименовали его в Лягушатник, и лягушачьи лапки по-провансальски стали частым блюдом в меню.
