Книга Незримые - Рой Якобсен

– Matutinum, matutinum …

Это латинское слово означает «завтра», Ханс вычитал его на стройке, в сборнике проповедей, и оно засело у него в голове, драгоценный предмет, которым приятно украсить свою речь, а Ханс редко преисполнялся благоговейностью от того, что вот он дома и находится на своем собственном острове, хотя в совершенстве освоил, как тосковать по дому и не утонуть в этой тоске, а сейчас наконец-то даже пастор признал, что, когда все трещит по швам, Хансов остров выстоит, Ханс это и так знал, но сейчас увидел как знак свыше, что в минуту, когда мир дал крен, Господь возложил на него тяжкое, как никогда, бремя, и с этими мыслями Ханс загодя спустил парус, чтобы ялик подошел к причалу неторопливо, а там подтянул лодку к деревянному кнехту.

Он выгрузил товары, вытащил лодку на берег, уселся на пороге и, доставая трубку, заметил вдруг, что не в силах распрямить пальцы на правой руке, словно по-прежнему держится за румпель. Ханс курил и смотрел на север, где розовый свет постепенно сменился синим. Там же, на пороге, его и нашли мертвым.

Он так окоченел, что, когда тело уложили, казалось, будто он по-прежнему сидит. Выпрямить его не получилось, зрелище это было настолько невыносимым, что они укрыли его, и единственный, кто смог спустить ялик на воду и отправиться обратно на факторию, чтобы сообщить о случившемся, – это был Ларс.

Глава 44

На всем длиннющем побережье не случалось еще смерти нелепее. Хансу Мартинсену Баррёю едва исполнилось пятьдесят, он был как медведь. Пастор Малмберге сыпал такими словами, как кара Господня, и мучения, и еще всякими морскими выражениями, он не забывал, в каких местах служит Господу, и его страх перед морем никуда не делся. Есть ли в мире что-нибудь ужаснее волн, думал он, когда сквозь пургу в полном изнеможении добрался наконец до Баррёя и, окинув затуманившимся взглядом островитян, увидел Марию, которая сложила руки на коленях и будто онемела. И Ингрид была такая же.

А этот Ларс – он почему так смотрит?

Барбру стояла, повернувшись к священнику спиной, не глядя на него, и кричала на младшую девочку, жизнь здесь пошла кувырком, и Юханнесу Малберге пришлось самостоятельно принимать все решения, везти покойника в церковь и брать на себя подготовку к похоронам.

В день похорон, когда непогода опять неистовствовала, Адольф из Малвики и Томас со Стангхолмена доставили родных усопшего к церкви, на самую обстоятельную за всю пасторскую службу церемонию погребения, после которой священник, наконец, пожал всем руки и пробормотал привычные соболезнования. Он пообещал время от времени заглядывать к ним, и о детях тоже позаботится. На это Мария, заговорив впервые за все эти дни, спросила, не собирается ли он забрать у них детей.

На следующее утро после похорон Ларс проснулся, затопил печь, снял висевшие под потолком на кухне ящики, разбудил Ингрид и сказал, чтобы она сварила кофе для Марии и Барбру. Вставать Ингрид не хотелось.

Ларс сказал, что выбора у нее нет.

И было в его взгляде что-то непривычное.

Весь оставшийся день они с Феликсом лежали на спине под полом – набили мхом короб со шлангом и заколотили его. Затем они замуровали дыру в фундаменте. Для Ларса со школой было покончено, это было ясно всем, у кого имеются глаза. Взяв инструменты, он сел в плоскодонку и поплыл на Молтхолмен, где вбил в прибрежный валун железную скобу. Помогавший ему Феликс – он прикрывал отверстие тряпкой, чтобы каменная крошка не разлеталась в стороны, когда Ларс орудовал молотком, – спросил, что это будет.

Ларс ответил – узнаешь попозже.

Они вернулись на Баррёй, взяли в сарае на пристани пять сетей, захватили таль и грузило и опять поплыли на Молтхолмен, приделали таль, прицепили грузило и снова отправились на Баррёй, где тоже вбили скобу. Поставив в ряд пять сетей, они перегородили пролив и передвинули сети чуть дальше, чтобы они стояли прямо посредине. Увидев их в окно, Барбру вышла на улицу и спросила, что они такое затеяли. Ларс ответил, что теперь можно будет рыбачить, сидя на берегу, и в непогоду тоже, через пролив проходит и треска, и сайда, и камбала, а летом и лосось ловится. Еще он перегородит проливы между Баррёем и Йесёей и Баррёем и ближайшим Скарвхолменом. Всего у них пятнадцать сетей.

Барбру покачала головой.

Ларс сказал, что Ханс собирался так сделать в старости, когда не сможет управляться с лодкой. Вернувшись в дом, Барбру рассказала Марии, что удумали эти двое. Мария не откликнулась – они с Ингрид сидели, уткнувшись в вязанье и будто бы передразнивая друг дружку. Барбру занялась стряпней. Сюсанна научилась стоять возле стола и грызла столешницу. Но никто над ней не смеялся. Она падала, снова поднималась, кусала столешницу и стояла. Ингрид плакала и вязала, пока в дом не вошел Ларс и не сказал ей, чтобы доплыла с ним до Йесёи, пролив там чересчур широкий, погода плохая, а Феликс слишком маленький.

Вбежавший следом за ним Феликс завопил, что никакой он не маленький.

Они отправились втроем, вбили скобу на северной оконечности Йесёи по одной на обоих Скарвхолменах и в последнем проливе тоже поставили сети. Вечерело. Они пошли в новый лодочный сарай, порезали соленую рыбу, набрали в погребе картошки и вернулись в дом. Барбру сказала, что они как раз вовремя.

– Сюсанна стоит, – сказала она и стала мыть картошку, пока все остальные наблюдали за Сюсанной. Ларс перевел взгляд на Марию – та будто спала с открытыми глазами. Ларс сказал, что у них на Баррёе теперь всем впервые хватает стульев.

– Нет, не всем, – сказала Мария.

Это были ее единственные слова за весь день.

На следующий день она не произнесла ни слова.

Ларс, Ингрид и Феликс выбрали сети, сложили треску и сайду в ящики, разделали на пристани рыбу, треску связали и развесили на вешалах, а у сайды – она попалась крупная – вырезали филе и отнесли в дом. Барбру перетерла филе, наделала из рыбьего фарша котлет, пожарила их и сварила картошку с морковью. Сюсанна научилась делать три шага и лишь потом падала. Так шли дни. Мария ничего не говорила. Ингрид спала вместе с ней в южной зале, Феликс с Ларсом – в северной, Сюсанна – у Барбру. Комната Ингрид пустовала. Там никто не жил.

Когда прошло десять дней, Ларс спросил у Марии, есть ли у них деньги, потому что им надо за продуктами. Мария не ответила. Услышав его вопрос, Ингрид отвела Ларса в южную залу, показала сбережения,