После той беды, так было тошно, что хотел с жизнью счёты свести. Проклинал себя и буйствовал. Пил много. Все беды на свою несчастную голову призывал. Так и пропал бы в пьяном угаре, в канаве, после драки очередной. Только, видно, в судьбе наказано, выкарабкаться. Не для того родился, чтобы издохнуть как собака.
Зимой дело было. Сильно много выпил Данила, в каком-то трактире на окраине города. Вышел в ночь морозную, метель глаза застилает. Едва за угол завернул, по голове тяжелое ударило. Что дальше было, не помнит. Как раздели, разули и в сугробе замерзать кинули. Как притащили потом, в избу теплую. Как поили молоком парным, травяными отварами. Не знал он этого, не ведал. После рассказали.
Помнил только, что в бреду Анастасию увидал. Пришла и рукой машет, за собой зовёт. Он и хочет идти тянется, да не может, ноги совсем не двигаются. Звала она, звала не идёт он. Тут, повернулась и говорит: “Ты Данила, домой иди, не нужно тебе к нам. Рано ещё. Поживи. Всё у тебя будет”. И ушла. Долго плакал Данила во сне, а потом проснулся.
Вокруг детишки лазают. Кто играет, кто на Данилу с интересом смотрит. Подошла женщина, вида простого.
— Очухался. И, слава Богу.
Узнал потом, что нашел его в сугробе дворник Иван, тоже из трактира выходил пьяный. Увидал, как мужики из угла выбежали, заглянул, поинтересовался. Глядь, в сугробе Данила в одних портках валяется. Жил Иван недалеко, в старой, ветхой постройке с женой, да четырьмя детишками. Кое-как, Данилу домой к себе притянул. Жена уход устроила. Вылечили, голову перевязали. Так и спасся Данила от стужи и от смертушки ранней.
И решил тогда — неспроста это. Знать, пожить ещё нужно, поработать. Взялся он за дела и, глядишь, уже из мужиков, в мелкие купцы, за несколько лет перебрался. Быстро Данила дело в оборот взял. Видать, сила его, нерастраченная сюда и пошла.
Мужику тому — Ивану, что подобрал его, по гроб жизни, Данила, благодарен остался. В дело притянул. Хорошие деньги, Иван зарабатывать стал. И семья, живёт теперь не бедно.
Много лет прошло, но и мыслей не было у Данилы о том, что пора и о новой семье задуматься. Не было, до того часа, как Лиза к нему на работу пришла, попросилась. Поначалу, с опаской смотрел, с угрюминой. Но немного погодя, теплота её, стала на Данилу действовать. Не хотел, а попал под влияние доброго характера. Посмотрит, бывало, и как будто она всю жизнь, тут, рядом была. Хорошо ему делается. Спокойно. Будни его — в разъездах, при разной погоде, скитания. Всё ни как не остановится. Раньше, не стремился в дом возвращаться, а теперь ждёт, когда назад собираться потребуется. Стал замечать, что из дома ехать не хочет.
Немного умом пораскинул и решил, хватит вдовством прикрываться, пора менять положение. Тогда и предложил Лизе замужество. Каково же, было удивление, когда она — отказала. Он, не то, чтобы не ждал, даже думать о таком не думал. Ему — купцу, уважаемому, состоятельному человеку, служанка отказала. Он и плюнул бы, не стал и огорчаться, если бы девица эта в сердце не запала. Обосновалась там прочно. Вот и захлестнула, в один момент обида, сытным ужином и водкой раззадоренная. Не сдержался, хотел снасильничать. Только как сказала она, что дитя ждёт, всё. Не смог совершить задуманное. Вспомнились детки его и жена. Горько было осознавать Даниле, до чего дошел. Но, с природой-то не поборешься, всё одно, своё норовит взять.
После того, бегал он опять по сёлам и городам. Делом торговым промышлял и о служанке Лизе не забывал. Обдумывал, как её в жены заполучить. Мочи больше нет, так жениться на ней охота. А она, как и не замечает взглядов его. Ходит, перед глазами маячит, всё по дому убирается.
А как дитя родила, так и вовсе, про хозяина не печётся. Всё с дитём возится. Хотел бы Данила Кириллович, чтобы дитё это, его было. Пацан Ванюшка, крепкий такой, увалень растёт. Что ж, отца всё одно нет, а Данила отцом хорошим будет. Подходил он к Лизе ещё, про замужество спрашивал. Нет, не хочет она. Видать всё надеется на что-то. Ждет, может кого. Так и жили пока. Он в разъездах, да заботах. А она с дитём, да по дому.
Глава 11
Как-то, возвращался Данила Кириллович, с дальней поездки. Сидит на козлах, на дорогу засмотрелся, задумался. Лошадь не шибко погоняет. Ветерок весенний виски щекочет. Вдалеке видно крестьяне на полях возятся. Точно муравьи по чернозему. Лошадь пегая борону волочёт.
Присмотрелся вдаль, Данила Кириллович, никак, скачут навстречу несколько всадников. Приблизились. Посреди дороги встали.
— Прруу, — остановил купец лошадь, насторожился. На мужиков, со своих телег искоса глянул. Видит, поднялись. Осмелел, крикнул приезжим, — Чего дорогу закрываете?
— Разговор к тебе, Данила Кириллович, имеется.
— Говори. Послушаю.
Соскочил один из всадников с коня и к купцу на козлы запрыгнул.
— Не буду ходить вокруг да около, сразу к делу подступлюсь.
— Так давай.
— Живёт у тебя в доме Елизавета Золотова, служанка?
Насторожился Данила вопросу:
— А вы кто такие, чтобы спрашивать?
— Мы люди деловые, не разбойники. Не боись.
— Ну?
— Девица эта, нашему хозяину — жена законная. Ищет он её уже, сколько месяцев и вот нашли, у тебя в доме. Теперь к мужу её привезти надобно. Дожидается очень. Обыскался.
— А чего ж, она от него, сбежала, что ли?
— Не сбежала. Искать мужа пошла — а он её ищет.
— А ежели, у неё спросим? — прищурился купец.
— Хошь спрашивай, хошь нет. А её, всё одно заберём. Вот тебе за труды, за содержание, — человек протянул кошель, туго набитый.
Взял купец кошель, не задумывался. Раз такое дело, чего от наживы отступаться. Всё одно девка, женой его быть отказывается, в сожительстве не сожительствует. Так что, нет нужды держать её в доме. А уйдёт она, о женитьбе новой можно будет в серьёз подумать. И хозяйку в дом привести. Мало, что ли девок, на выданье, по избам сидит. Решил, Данила Кириллович и дело с концом.
— По рукам, — говорит.
Приехали к дому. Ворота отворились. Заходит купец во двор, а Лиза на крыльце стоит. Дожидается. Глянул и отвернулся. Екнуло что-то внутри. Но и только.
Подошел к Лизе мужик, что деньги давал. Сказал что-то. Она того слушает, а сама на купца смотрит, глазами тоскливыми. Он лошадь разнуздать пытается, на крыльцо поглядывает. Зашла Лиза в дом. Через время, выходит, с ребёнком в платки замотанным. Посмотрела в последний раз на купца и пошла за мужиком. Больше не оборачивалась.
Встал Данила Кириллович посреди двора. Точно черный дуб среди поляны. Одинокий, крепкий, страшный. Посмотрел последний раз вслед служанке и в дом пошел.
Вышла Лиза за ворота, там коляска стоит, дожидается. Села куда велели, не сопротивлялась. И покатила в неизвестность. И снова неопределённость и страх. Лиза уже и не спрашивала. Куда везут, зачем? Только раз, посмотрела на мужика, что рядом верхом ехал и спросила:
