над ними, полные лягушек и ящериц, которые родятся и умирают тут же, в этом дьявольском вихре. Ураган — «хуракан» на языке индейцев — тайфун, пронесшийся над морями Китая и Вест-Индии, вырвавшийся из недр земли водяной смерч, феномен, рожденный ветрами, водами, громом и молнией. Словно разъяренная ведьма поднялась из земных недр, мечется, обезумев, среди островов, валит пальмы, срывает крыши, сметает изгороди, сараи, животных и людей, А из моря встает владычица вод, повелительница рыб. Она обрушивает на острова ливни и штормы, она хочет смыть их, взять себе, всесильная хозяйка подводного царства, свирепая мать земли; она является в сентябре или в октябре, всегда неожиданно, и требует жертв. За ней прилетает царица ветров, южных, северных и западных. С диким воем протягивают ветры руки к трепещущим горам и долинам, водят бешеные хороводы в тростниках, тучами взметают песок и, выбрав жертву, кружат над ней в слепой злобе, пока не оторвут от земли и не швырнут в океан; ветры срывают мосты, опрокидывают поезда, кромсают корчащуюся от боли землю. Царица ветров прилетает всегда внезапно в эти благословенные широты с теплым тропическим климатом, с джунглями, где нет ни тигров, ни ядовитых змей, где, кажется, все создано для того, чтоб наслаждаться солнцем и счастьем среди вечно цветущей природы, срывать с деревьев бананы и ананасы, вдыхать чистый, прозрачный воздух. Но царица ветров не знает жалости, она беспощадно терзает остров — этот клочок земли, вытянутый, похожий на дремлющего крокодила. Ветры коварны и жестоки: сначала появляются на небе топкие перистые облака, такие кроткие на вид, гонимые легким обманчивым бризом; царица ветров тайно готовит свое войско к бою, незаметно собирает тучи, ветер все крепчает и наконец обрушивается на остров злобными порывами и потоками дождя. Потом враг словно отступает. Воцаряется тишина, и в этой тишине снова приближается смерч — холодным взором глядит царица ветров на опустошенную землю, любуется делами рук своих и опять посылает ураганные ветры, но теперь уже в противоположную сторону. И снова яростные ливни затопляют остров и исчезают потом в беспредельных просторах океана, будто скрываясь от кары за содеянное. Не раз и не два разоряла царица ветров нашу несчастную землю: это было и в прошлом веке, и в тысяча девятьсот двадцать шестом году, и в сорок четвертом; чуть ли не каждый год море смывало и заливало паши жилища, и снова и снова жители острова — негры, мулаты и белые — строили дома, возводили города, бросали вызов царице ветров.
Вот и Дарио стал свидетелем опустошительного шествия циклона «Флора». Свидетелем величайшей катастрофы, походившей на день Страшного суда, как его предсказывают адвентисты, только гораздо более страшный и мучительный, потому что все это было на самом деле, здесь, рядом. Дарио видел своими глазами. Раньше, до октября шестьдесят третьего года, он не бывал в Байамо, Сьюдад Монументе. Теперь жизнь здесь измерялась промежутками времени между двумя очередными метеосводками. Пришлось организовывать эвакуацию — вода поднималась неудержимо, дожди шли по всей провинции шесть дней и ночей подряд. В первые же три дня вода поднялась на семьсот шестьдесят восемь миллиметров, т. е. больше, чем на тридцать дюймов, затопила улицы, тротуары, ворвалась в полуразрушенные дома, она поднималась все выше, смывая стены, унося крыши, столы, шкафы. Бригады спасателей отправились в Кауто Кристо, Кауто Эмбаркадеро, Гуамо и далекий Ольгин. В первое время с ними не было даже связи, но они шли бесстрашно навстречу неизвестной судьбе.
Дарио смотрел, как взлетали вертолеты, смело бросаясь навстречу ветрам. Видимость — не более пятидесяти метров, и все-таки летчики спасали жителей долины, которая превратилась в бушующее море. Дарио тоже участвовал в спасательных работах. Сам не зная как, он очутился на военном катере. Катер пересек невидимую под водой дорогу и бороздил безжизненное водное пространство среди вырванных с корнем деревьев, перевернутых автомашин, телеграфных столбов, шкафов, каких-то странных тюков и предметов. По поверхности грязной бурлящей воды, распространяя зловоние, плыли почерневшие цветы, раздутые трупы людей, животных, птиц. Казалось, погибло все. Все, что жило и дышало, что веками создавалось руками человека, было смыто, сметено. Ни многочисленные враги и завоеватели, ни колонизаторы и захватчики не могли уничтожить Кубу. Теперь на нас надвигалась слепая, безжалостная стихия, против которой бессильна человеческая мудрость. Дарио видел, как исчезали последние следы жизни, тонул жалкий скарб бедняков — увязанные в простыни рубашки, шляпы, брошенное на произвол судьбы имущество семей, бежавших ночью из своих домов, в которые ворвались волны. Вода застигла людей врасплох, ничего подобного никогда еще не бывало, никто не мог ожидать, что море, бушующее где-то далеко, за горами, вдруг ринется на них. Дарио стал свидетелем величайшей трагедии: человеческий разум бился один на один со стихией, пытался побороть хаос, а море смывало хрупкие жилища людей, и Дарио ощущал всю беспомощность человека перед темными силами природы. Какими ничтожными казались теперь все людские распри! И лишь один грозный вопрос вставал перед ним. Как возникает ураган? Как с ним бороться? Откуда берутся ветры, своевольно обвевающие нашу планету? В чем тайна землетрясений и других стихийных бедствий? Как разгадать загадки земли, уловить закономерности в жизни и смерти растений, животных, самого человека? Как победить стихийные силы, неподвластные никаким законам? По их прихоти исчезают плодородные долины, где трудились многие поколения людей, возникают, словно из-под земли, полноводные реки, происходят губительные наводнения, меняются вековые границы районов и, кажется, целая провинция может вдруг сгинуть с лица земли.
И все-таки самым главным для Дарио было осознание того, что существует неодолимая, почти сверхъестественная сила, способная сокрушать все, — сила человеческого единства. Какой-то несчастный привязал себя к стволу дерева и целую неделю бороздил воды, питаясь останками погибших животных; может быть, он сойдет с ума или, потрясенный, всю жизнь будет видеть во тьме бессонных ночей страшные картины бедствия, перед которым он ощутил все свое бессилие. Катер подобрал женщину с ребенком; остальные ее дети на ее глазах, один за другим, ослабев от голода, холода и страха, падали в воду с крыши хижины, на которую они все забрались. Женщина ни за что не хотела сесть, она не верила в спасение, в ужасе глядела на воду. Дарио видел старика — он сидел на дереве — кто знает, сколько времени. Старик не согласился спуститься на катер — зачем? У него не осталось ничего — ни семьи, ни дома, ни желания жить… Тут же, на их глазах, он бросился вниз и ненасытные воды поглотили его; спасти старика было невозможно. Но это лишь единичные случаи,
