– Мне очень тяжело, – признаюсь я, хоть обо всех причинах этого мама и не подозревает.
– Милая, пойдём с нами на службу.
Меня внутренне передёргивает. Расправляю плечи.
– Мы переживаем за тебя. Ты совсем закрылась, не делишься…
– Мне теперь не с кем делиться, – перебиваю я.
– А как же мы, Карен? Мы с папой у тебя есть. И Он, Ему всегда можно рассказать о своих проблемах.
– Но я хочу говорить только с Калебом! Он понимал меня!
Мама откладывает носок, садится рядом и обнимает меня за плечи.
– Просто рана ещё слишком свежая, милая. Это пройдёт.
На глаза наворачиваются слёзы.
Вот так просто – это пройдёт! Она уже смирилась с трагедией и живёт дальше как ни в чём не бывало!
– Тебе нужно отвлечься, не зацикливаться на… произошедшем. Погуляй с друзьями, сходи в кино.
– Не хочу никого видеть и разговаривать ни с кем не хочу, – всхлипываю, опускаю глаза. – Я уже как-то доверилась одному человеку, думала, он меня понимает. А потом он перестал со мной разговаривать. Что я сделала не так?
Слёзы, которые стало вызвать проще простого, – стоит лишь подумать о брате, – хлынули и я прижалась к маминому плечу.
– О, Карен… – шепчет она. – Ну, ну, детка.
Она нежно гладит меня по голове.
– Ты не виновата.
– Виновата! Я какая-то неправильная! Все меня оставляют!
– Нет, милая. Всё не так, – мама ёрзает, она уже на грани. – Это мы попросили Майкла не приходить к тебе.
Вскидываю голову и пытаюсь сделать максимально удивлённый вид.
– Но… зачем?
Она потирает лоб, в глазах недовольство. Мама жалеет, что открыла мне частичку правды. Последний раз такой вид у неё был когда она почти проговорилась куда папа планировал отвезти нас на рождественские каникулы.
– Он тебе не пара, Карен. Он не подходит тебе.
Слышу, как закрывается входная дверь. Я не ожидала, что отец вернётся так рано. Поспешно вытираю слёзы и ловлю мамин испуганный взгляд.
– Представляете, сегодня… – начинает отец и тут же замолкает, увидев нас. – Элен, что происходит?
– Мы говорили о Калебе, – быстро отвечает мама.
Он хмурится.
– Карен, пора взять себя в руки. Погоревала и…
Не верю своим ушам. Чувствую, как левая бровь плавно ползёт вверх.
– Да как вы можете?.. – слёзы снова подступили. – Вы же любили его?!
Сама не уверена, задала я вопрос или напомнила факт.
– Конечно! – шокировано выдаёт мама, выпрямившись стрункой.
– Ты забываешься, дочь. Вот что происходит, когда отдаляешься от правильного пути.
Мелкая дрожь пробирает меня до кончиков пальцев. Люди в комнате вдруг оказались такими далёкими, такими незнакомыми. Я вскакиваю на ноги и пылко кричу:
– Я не хочу идти этим путём, если для этого мне нужно отказаться от брата!
Мама охает, прикрыв рот рукой. Я смотрю прямо на отца, который сжимает кулаки. Он злится. Никогда ещё я не позволяла себе ничего подобного, и понятия не имею, к чему всё идёт.
– Карен, мы не… – слышится еле-живой голосок мамы.
– Не отказывались? – напористо вопрошаю я, готовая взорваться в любой момент. – У вас не было варианта спасти его?!
В комнате повисает тишина. Отец сверлит меня сердитым взглядом.
– Не было?.. – отчаявшись дождаться ответа, тихо повторяю я.
– Откуда ты знаешь?
От громоподобного голоса папы я едва не съёживаюсь от страха. Впервые он предстал передо мной таким грозным, отчего чуждость ощущается ещё сильнее. Это не тот человек, которого я любила семнадцать лет.
– Это не вариант, и ты знаешь это.
– Не знаю! – твёрдо стою я на своём.
– Ты считаешь, было бы лучше, стань он чудовищем?
Я твёрдо осознаю, что поплачусь за эти слова, но не могу не произнести их. Слишком долго они сидели у меня внутри.
– А человек, выбравший для своего ребёнка смерть, разве не чудовище?..
Всё произошло так быстро, что я сначала ощутила под собой ковёр, а уже после жгучую боль на щеке.
– Патрик! – взмолилась мама.– Прошу тебя!
Хватаюсь за лицо, пытаясь хоть немного охладить место пощёчины. Неподалёку лежат слетевшие очки. Шевелю челюстью, чтобы убедиться, что она не вывихнута. На светлый ковёр падает алая капля крови. Как во сне, затуманенным разумом, я пытаюсь понять, кто ранен. Слышу удаляющиеся тяжёлые шаги, и мама не спеша помогает мне подняться.
– О, Карен… – причитает она.
Только когда мама приносит аптечку и принимается прикладывать смоченный чем-то ватный диск к моей нижней губе, я понимаю, откуда была кровь.
Отец разбил мне губу. – Крутится в голове, но что-то внутри протестует и не хочет принимать эту мысль. – Но он ведь не мог, он не такой. Папа любит меня, да и всегда спокойный, даже голос редко повышает. Нет, это не мог быть он. Но кто же? Ведь минуту назад передо мной стоял только один человек…
– Он ударил меня? – робко спрашиваю я и устремляю взгляд на маму.
Она старается не встречаться со мной глазами, делая вид, что сосредоточена на обработке раны. Я нервно дёргаюсь и отстраняюсь. Поднимаю очки, надеваю – стёкла целы.
– Детка, ну ты же знаешь, как он относится…
Дальше я не слышу. Всё сливается в монотонный бубнёж, эхом звучащий где-то вдалеке. Во мне с геометрической прогрессией разрастается ненависть к отцу.
Ублюдок.
35. ДЖЕЙН
В какой-то момент любования ночным небом я заснула у Тони на плече. По пробуждению, с рассветом, первым делом проверила шею, но укусов не обнаружила. Зато Бойда это повеселило на славу.
Выбрав момент, я всё-таки спросила у него, почему он тёплый, в отличие от правильного вампира. Оказалось, навязанный нам образ кровопийц не совсем верный: чем больше внутри них крови, тем ближе температура их тел к человеческой. Кровь поддерживает в них жизнь, служит противоядием от вечного заточения: с уменьшением приходит голод, а вовремя не насытившись, вампир каменеет.
В это же время пришла очередная смс от Леоны и я зачем-то решила её открыть. Сестра просила встретиться с ней, поговорить о маме. Я согласилась, уточнив, чтобы приходила одна. В конце концов, нам всё равно придётся поговорить, так почему бы не сейчас. Местом встречи мы назначили фонтан в центральном парке.
Я прибыла на место на десять минут раньше. Кто же знал, что у Тони высокая скорость считается нормальной. Он высадил меня у парка с фразой «ну, пока, не друг», ухмыльнулся и со свистом шин уехал. Что-то мне подсказывало, что мы ещё встретимся.
