— по виду серьезные начальники. Они расселись впереди и тут же начали громко дискутировать между собой. Я не прислушивался, думая подремать, как обычно делал в дороге, и даже почти уснул, но тут меня кто-то похлопал по плечу, а когда я дернулся и открыл глаза, то увидел Исаака Моисеевича, сидевшего на соседнем месте и с интересом смотревшего на меня.
— Ты в чьей бригаде работаешь? Корякина, верно? Я навел справки, но решил уточнить. Сам понимаешь — ошибки случаются.
— Верно, у Корякина Петра Михайловича, — недоуменно кивнул я, не понимая, зачем самому товарищу Народному комиссару понадобился какой-то мальчишка, пусть и умеющий хорошо стрелять.
— Тут такое дело, — словно даже извиняющимся тоном продолжил Зальцман, — стране нужны герои. И так как тебе повезло отличиться дважды, то придется отдуваться по полной. Журналисты из «Челябинского рабочего» просили у меня материал по перспективным молодым людям с завода, я решил отдать им тебя на растерзание. Расскажешь про то, как вы трудитесь в цеху, и про стрельбы можешь упомянуть, конечно, без подробностей… я дам подтверждение, что ты у нас танковый снайпер. Что скажешь?
— Пожалуйста, не надо! — искренне взмолился я. — Мне в обкоме комсомола уже предлагали пойти в агитотдел, но я отказался. Не мое это!..
— Это кто тебе предлагал? Неужели, сам Светлов? — радостно поразился Исаак Моисеевич. — И ты ему отказал? Ну, ты силен, брат!
Я пожал плечами, не понимая, как реагировать на эти слова. Что же такое происходит? Чем больше я хочу стать незаметным, тем заметнее становлюсь. Тетке, конечно, понравится статья в «Челябке». Гордиться будет племянником. Но мне-то светить физиономией в очередной раз несподручно. Впрочем…
— Можно задать вам вопрос, товарищ Народный комиссар?
Зальцман кивнул, с любопытством глядя на меня. Он вообще показался мне человеком смешливым и умным, но очень усталым.
— Говорят, танковую бригаду будут набирать из наших рабочих…
— Знаешь что, Буров, — прервал он меня на полуслове, — об этом пока рано говорить. Товарищ Сталин еще не дал свое одобрение инициативе, вот когда это случится, тогда и спрашивай. Понял?
— Вполне, — не сдавался я, — но когда это произойдет, статья в газете поможет получить место в бригаде?
— Конечно, — легко кивнул Зальцман, — все будут решать трудовые коллективы на общих собраниях. За кого проголосуют, тех и запишут. И чем более выдающаяся личность будет представлена, тем больше шансов на удачу!
— Тогда я согласен, — решился я, — пусть пишут!
— Ну, вот и славно, на днях жди в цеху гостей из газеты. Постарайся не посрамить… сам понимаешь, репутация завода теперь зависит и от тебя тоже.
— Да вы что, — захлебнулся я от волнения, — конечно… сделаю все возможное… я очень хочу на фронт, там мое место!
— Там видно будет… — неопределенно пообещал Зальцман, но это было лучше, чем ничего. Потом он вернулся в начало автобуса и более я с ним не общался.
Весь остаток пути до завода я обдумывал случившийся разговор. Очень большой начальник, совершенно не моего уровня, но, тем не менее, снизошел до меня, пообщался по-человечески, без превосходства и снобизма.
Автобус остановился у проходной, ровно в том месте, где забрал меня несколько дней назад. Все вышли. Начальство, во главе с комиссаром, двинулось своим путем, а я растерянно застыл на месте, думая, куда податься. Вроде как остаток дня получился у меня свободным, в цех идти не нужно, и я решал, то ли наведаться к Лехе домой — но имелась вероятность, что он все еще в больнице, или же отправиться к себе и просто банально выспаться. Нет, спать — это слишком скучно. Есть множество куда более интересных дел!
В итоге, решил все же заскочить по дороге к Лехе, проверить на всякий случай, вдруг его уже выписали, а потом пойти домой, и там уже на месте сообразить, чем занять время.
Солнце светило вовсю, отблескивая от стекол домов, по небу бежали кучерявые облачка, настроение было отличным, и я бодрым шагом двинулся по улице Спартака в сторону центра города. Было примерно два часа пополудни. Я срезал путь, свернув во дворы, и тут же нарвался на самый настоящий хоккейный турнир.
Большая площадка была огорожена и залита льдом. Несколько ребят, от пятнадцати до семнадцати лет на вид, разделенных на две команды, с синими и красными лентами, повязанными на куртках, яростно гоняли клюшками мяч от ворот до ворот. Коньки у парней были старые, потрепанные и потрескавшиеся от частого ношения — у некоторых вообще для фигурного катания. Но были и настоящие хоккейные. Впрочем, это не играло никакой роли — главное, присутствовал азарт, и страсти тут кипели не шуточные.
— Пас! Миха! Ты чего! Прозевал, раззява!
— Сам такой, ты стоял неудобно. Надо было выкатываться на голевую!..
Я остановился и минут десять с огромным удовольствием понаблюдал за игрой. Синие побеждали, но красные не сдавались, отчаянно пытаясь вырвать победу… С каким же удовольствием я сам вышел бы сейчас на лед, взяв в руки клюшку и включился в сражение. Хоккей — страсть, которой болеешь всю жизнь!
— Трактор, вперед! — крикнул я, хотя точно знал, что знаменитой в будущем команды еще не существовало, она будет основана лишь спустя пару лет после войны. В хоккейных делах я разбирался, и историю клуба примерно помнил.
— Хорошее название, принимаем! — мимо меня прокатился один из игроков, высокий парень с суровым лицом.
— Витя! Шувалов*! Хватит болтать, играй!..
Парень виновато пожал плечами, как бы извиняясь, что не может уделить мне больше времени, и, сделав круг, вернулся в строй.
* Клуб «Дзержинец» — будущий челябинский «Трактор», основанный по инициативе И. М. Зальцмана, дебютировал в 1948 году в высшей лиге. Лучший бомбардир в первом сезоне — Виктор Шувалов, впоследствии выступавший в сборной СССР в одной тройке с Всеволодом Бобровым и Евгением Бабичем.
Насмотревшись на игру, широко улыбаясь своим воспоминаниям, размашистой походкой я направился дальше, прошел
