Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
высшей марки или тоже это… на ошибках в основном?
– Бывает, Арсений Михайлович…
– Да ну! – удивился он. – Неужто бывает? Гляди-ка: и дело у тебя, надо думать, не такое уж хитрое, и учили тебя, а и ты на ошибках…
– Ну, нет, он у нас специалист хороший, – добродушно вступился за меня Василий Иванович.
– Какой же – хороший? Я, старик, ему письма пишу, а он на них – ноль внимания. «На ошибках учатся!» А мы, паренек, – сказал вдруг совершенно серьезно и очень строго, – первый раз в жизни за социализм принялись… Понял? И на каждого из нас, на все наши рабочие места, по Карлу Марксу не хватило. Так-то, – заключил он насмешливо и заворчал притворно: – Ну иди, иди. Нечего тебе тут! Синё вон уже на улице… У нас электричества нету…
Я спускался в темный колодец, все время думая о старике. И чуть-чуть не допустил глупость. Судя по всему, в колодце когда-то произошел взрыв: почти все боеприпасы были искалечены, с разорванными корпусами. Один раз под руку попалась мина с начисто содранной частью пластмассового корпуса взрывателя. На взрыватель было любопытно и страшно смотреть: как на разрезном учебном образце, в нем обнажились все детали умного механизма. На минуту мне даже показалось, что чертова механика тихо и неслышно задвигалась. Трезвая мысль подсказывала – этого не может быть. Даже если жало чуть-чуть опустится, ничего страшного не произойдет – слишком слабы усилия. И все равно было жутковато…
Разрезанную мину я сплавил наверх с почетом – тщательно укутанную в специально для нее поданные опилки. Впрочем, она же избавила меня и от появившейся было привычки хватать из воды что попало, не глядя, без всякого разбора.
Дно понемногу очищалось. Я выудил из колодца и все посторонние предметы: палки, железо… Старший лейтенант с солдатом едва успевали поднимать и спускать ведро. Наконец под руками ничего не осталось. Я встал на скользкий обрубок бревна и попросил ребят приподнять бадью. Еще несколько гранат и снарядик попались по центру колодца, куда раньше мне было не дотянуться.
– Конец, братцы! – радостно закричал я. – Тащите мои бренные останки!
До чего же приятно разогнуть спину, натянуть ставшую почему-то просторнее шинель!
– Вроде все, но не мешало бы проверить. Руки, черт бы их побрал, как не свои…
– Я слазаю, – предложил солдат. – Приходилось – мы с дружком по веревке и на церковь залезали.
Его обвязали обледенелой веревкой, но спускать только вдвоем со старшим лейтенантом побоялись: тяжеловатый парень – трудно такого тянуть. Пришлось звать на помощь нашего старшого и искать еще кого-нибудь из мужчин. За подмогой ушел Арсений Михайлович. Привел он могучую тетку, пошутил невесело:
– Вот вам Василиса вместо Василия. Мужики здесь сейчас только на племя, да и те хлипкие.
Парень наш бодро вскочил на сруб и резво полез в колодец. Возился он там долго, а обнаружил всего штуки три круглых немецких гранат. Вылез мокрый, как гусь, и тут же покрылся изморозью.
– Ну вот и слава богу, – заметила Василиса Герасимовна, без всякого любопытства разглядывая наши находки. – Теперь водичка рядом будет, не надо к Культихе ходить. Спасибо вам, – обратилась она к Василию Ивановичу и с особым уважением добавила: – И вам, Арсений Михайлович, спасибо…
Старик промолчал.
– А знаете что – сказал я им, – зря мы, наверное, работали. Этому вашему колодцу так досталось – вот-вот обвалится. А не обвалится – заплывет совсем. Вода станет мутной, грязной. Это ему мины дно выстилали.
– Ну уж не скажите, – степенно опротестовала мои слова Василиса Герасимовна и убежденно добавила: – Чистый колодец, он завсегда чистый. Как ни погань его – а чистый. Да и завалиться мы ему теперь не дадим. Верно, Арсений Михайлович?
– Верно, Василиса Герасимовна, – с расстановкой сказал старик. – Ой, верно!
И засмеялся, довольный.
Целый час добирались мы до ближайшего оврага по топкому, как болото, снегу. Взрыв прогремел, как всегда, неожиданно, и, казалось, совсем не там, где он должен был быть. За первым взрывом взметнулись еще три снежных фонтана.
Несмотря на наши протесты, Арсений Михайлович вызвался нас проводить.
Снова шли мы по узкому снежному коридору полевой тропки, вьющейся от села к селу. Я приотстал и пошел рядом со стариком. На языке у меня вертелся и не давал покоя один нелепый вопрос. Наконец он сорвался:
– Как же так получается, Арсений Михайлович, вы, можно сказать, делали революцию, устанавливали Советскую власть, налаживали новую жизнь… А вас… так обидели… Почему же вы не добиваетесь теперь, чтобы все ваше вернулось? Слава, заслуженный почет?
– Как так? – В голосе его явно обозначились игривые нотки. – А Василиса Герасимовна? Она мне завтра такую славу по всем деревням разнесет! Вот, скажет, добился-таки нашей правды морской дед Арсений…
– Нет, я же серьезно, Арсений Михайлович! Вы депутат Петросовета, про вас кино надо снимать, а вы сидите здесь… в халупе?
– А… Кино… Ты, видать, много книжек прочитал, паренек? – ошарашил он меня неожиданным вопросом. – Посмотрел на тебя – молодой, а в очках. Ученый… – сказал вполне уважительно и даже завистливо, но я все же почувствовал какую-то глубоко скрытую иронию и смешался.
Старик, видимо, уловил эту легкую обиду, потому что дальше заговорил совершенно по-иному: резко, насмешливо, но открыто, с обезоруживающей убедительностью.
– Тут, брат, своя есть психология. Ты не обижайся, что я тебе про книжки сказал: суметь много прочитать – это счастье. Я о другом думал. Зря ты говоришь: «заслуженный почет, слава…» А мне ничего не надо. Почему? Отвечу. Жил я, сказать тебе, до революции препоганейше. А ведь тогда молодой был… Семьей только-только обзавелся. И думалось ли разве про почет и славу, когда у тебя или у твоих детишек животы пухнут, когда им морду в кровь кровянят? Тут берешь кол – и на обидчика… Нас ведь как призывали: или мы гидру побьем, или она нас снова сосать будет. Это любому понятно… Вот и выходит, что никто мне ничего не должен. И никакого особого почету не требуется, потому что я для себя старался… А сейчас? Что мне сейчас? Один как перст…
– Но ведь обидно же, Арсений Михайлович! Неужели не обидно?
– Бидно – не бидно, никому не видно… Живем не тужим, хлеб жуем, народу служим, а какому – деревенскому ли, городскому, какая разница? – сбалагурил старик и уже совсем серьезно добавил: – Обидно! Почему же не обидно? Обидно, что я, нонешний хозяин земли русской, смог допустить на ней такое безобразие. За это ты можешь, сынок, с меня и спросить… – Он долго молчал, а потом, уже прощаясь,
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
