вышел из комнаты.
На верхней ступеньке винтовой лестницы стоял Селек Бай. Он пожал Тиму руку и тайком передал ему при этом авторучку. Хотя поблизости никого не было, Селек Бай сделал это с соблюдением всех мер предосторожности. Он шепнул Тиму:
— Подписывай этим!
И прежде чем Тим успел что-либо спросить, старик уже снова исчез. Тим сунул авторучку в карман, спустился с лестницы и прошел через зал к высокой входной двери, которую распахнул перед ним старый слуга.
Но не успел Тим выйти на дождь, как кто-то его окликнул:
— Минуточку, господин Талер!
Из-за колонны вышел синьор ван дер Толен. Он кивнул старому слуге, чтобы тот удалился, и спросил вполголоса:
— Вы обдумали мое предложение, господин Талер? Вы обещаете мне ваши акции с решающим голосом, а я дарю вам за это крупное предприятие. Вы согласны?
Тим чуть было не сказал: «Я уже заключил сделку с мистером Пенни». Но этот печальный, дождливый день имел хотя бы то преимущество, что несколько охлаждал первый пыл. Поэтому, прежде чем дать ответ, Тим успел подумать. И ответ его прозвучал более благоразумно:
— Я не могу заключить с вами эту сделку, синьор ван дер Толен.
— Жаль, — сказал португалец, не изменившись в лице.
Больше он не произнес ни слова. Он уже повернулся, чтобы идти, но потом остановился и сказал:
— Надеюсь, вы, по крайней мере, пойдете нам навстречу в наших планах насчет маргарина, господин Талер.
С этими словами он ушел окончательно.
Тим не мог понять, существует ли между этими встречами какая-нибудь связь. Сначала таинственная авторучка Селек Бая, потом синьор ван дер Толен со своим неясным замечанием насчет маргарина.
«Не хватало еще встретить мистера Пенни», — подумал Тим.
И мистер Пенни не замедлил явиться.
Когда Тим под зонтом стал спускаться вниз по широкой каменной лестнице, он увидел, что мистер Пенни, тоже под зонтиком, стоит возле каменной борзой, с которой стекает дождевая вода.
— Очень прошу сохраняйт полное молчание о наш маленький договор естердей, — обратился он к Тиму. — Я хотел сказайт: «вчерашний».
— Я приму это к сведению, — ответил Тим, как он отвечал теперь часто.
У мистера Пенни, как видно, было еще что-то на уме, но он никак не мог решиться об этом заговорить. Кивнув на прощание, он отошел от Тима и стал подыматься вверх по лестнице.
Тим был растерян. Судя по всему, его предстоящая беседа с бароном имела для всех членов акционерного общества исключительно важное значение. Иначе зачем бы они стали один за другим останавливать его по дороге и вести с ним такие странные разговоры?
В глубокой задумчивости шагал Тим к павильону.
Красный павильон стоял на средней террасе парка. Наверное, он был так назван из-за огненно-красного петуха, венчающего его купол, потому что сам павильон был вовсе не красный, а белый. Подстриженные кусты и деревья были похожи сейчас на элегантных господ, застигнутых врасплох дождем; казалось, они продрогли до костей, дожидаясь чьей-нибудь помощи. Тим довольно быстро миновал аллею, ведущую к павильону. Барон уже ждал его, стоя у приоткрытой стеклянной двери.
— Вы опоздали на три минуты, — сказал он. — Вас задержали?
— Да, — ответил Тим, и барон не стал его больше расспрашивать.
В круглом холле павильона стояла легкая мебель, обтянутая полосатым шелком желтых и светло-коричневых тонов. Служанка разлила по чашкам чай из русского самовара и собралась уже уходить, но Тим заметил, что у нее нет зонта, и окликнул ее:
— Подождите, пожалуйста, минуточку!
Когда женщина обернулась, он подал ей свой зонтик.
Служанка, казалось, была этим чуть ли не испугана. В смятении она вопросительно взглянула на барона. Но тот рассмеялся и сделал ей знак рукой исчезнуть вместе с зонтом, что она и исполнила без промедления.
— Ваши маленькие любезности, господин Талер, производят на людей большое впечатление. Продолжайте в том же духе, только не перебарщивайте, держитесь в определенных границах.
Барон помог Тиму снять плащ, и оба они сели за стол.
— Видите ли, господин Талер, — заметил барон, — все человечество делится на две части: на рабов и господ. В наше время пытаются стереть эту границу, но это очень опасно. Должны быть люди, которые думают и отдают приказы, и люди, которые выполняют эти приказы не думая.
Тим, прежде чем ответить, спокойно допил свой чай.
— Когда я был еще маленьким, барон, мой отец сказал мне однажды: «Не верь в сказки про рабов и господ, малыш. Есть люди умные и люди глупые — вот и все; и презирай глупость, если она не добра!» Я тогда записал это в мою школьную тетрадку, потому и помню до сих пор.
— Ваш отец говорил практически то же самое, что и я, господин Талер. Потому что умные — это и есть господа, а глупые — рабы.
— Селек Бай рассказывал мне, — возразил Тим, — что во многих странах господином становится только тот, кто случайно им родился.
— Рождение — это не случайность, — мрачно пробормотал Треч. — К тому же, господин Талер, Селек Бай — коммунист, только сам он этого не знает. Но я-то знаю, что он оплачивает в Южной Америке армию, которая должна свергнуть назначенного нами президента. И, кроме того, я знаю, что он собирается натравить в Афганистане точильщиков на нашего уполномоченного Рамадуллу.
— Вы и это знаете?
Тим сделал такое изумленное лицо, что барон расхохотался.
— Я знаю намного больше, чем вы подозреваете! — воскликнул он смеясь. — Я знаю даже о вашем договоре с мистером Пенни, господин Талер. И я подозреваю, какое предложение сделал вам синьор ван дер Толен.
На этот раз Тим захлебнулся чаем. Уж не умеет ли Треч читать мысли?
Но осведомленность барона объяснялась гораздо проще. Он сам рассказал об этом Тиму:
— Каждый слуга в этом замке одновременно выполняет у меня обязанности шпика. Вы не заметили, господин Талер, что на вашем письменном столе лежит новая промокашка?
— Нет.
— А на такие мелочи всегда следует обращать внимание. Если подержать вашу старую промокашку перед зеркалом, то на ней можно довольно легко разобрать ваш договор с мистером Пенни.
В это мгновение Тим окончательно понял, что по части «дел» ему никогда не догнать барона. Планы и мечты этой ночи рассеялись, словно пар над чайной чашкой. Он проиграл очередной тур в борьбе за свой смех.
— Вы собираетесь что-нибудь предпринять
