боится повторения этих событий и не хочет такой судьбы Герману, — Гриша смотрит на море, подбирая слова. — Именно поэтому она переметнулась от меня к отцу — он показался ей надёжнее. Именно поэтому, когда я получил наследство от деда, она решила подстраховаться и назначить отцом своего сына ещё и меня. Всё для того, чтобы, в случае чего, он мог претендовать ещё и на мои деньги.
— Вот ты сейчас сказал всё это, и мне стало Наталью жалко. Её надо лечить, а не наказывать, — говорю искренне.
Мне действительно её жалко. Вернее, не её, а бедного малыша Геру, у которого мать на голову больна.
— Не надо её жалеть. Эта гадина не пропадёт! — возмущается Гесс и тоже вспоминает о еде. — Ты лучше меня пожалей и расскажи, каким образом мой сосед оказался твоим отцом? А то я умру от любопытства…
Приходит моё время исповедоваться, и я тоже рассказываю всё в красках.
— …Да уж. Такое только в индийских фильмах увидишь, — смеётся Гриша. Мы давно преодолели все барьеры и неловкость. Нам очень хорошо вдвоём. — И что теперь?
— А что теперь? — беззаботно пожимаю плечами. — Они теперь помирились и собираются пожениться. Я не знаю, как поговорить с мамой, и откладываю звонок. А дальше всё по старому плану, без изменений: учёба в Барселоне и целый год студенческой жизни…
— Рит, я про нас, — перебивает Гесс, и я замираю, а по спине бегут мурашки предчувствия чего-то крайне важного. — Давай попробуем быть вместе? Я сейчас серьёзно. Давай начнём всё с самого начала?
Я хочу завизжать от радости и ущипнуть себя, чтобы проверить реальность событий, но всё это кипит внутри. А внешне я спокойна и стараюсь держаться с достоинством.
— Ну… давай попробуем, — говорю, вроде как делая одолжение, — у нас есть двадцать один южный день на пробу.
— Отлично! — потирает ладони Гесс. — Тогда я заселяюсь к тебе, а то в отеле номеров нет, и мне пришлось снимать в соседнем.
— Ах вот в чем дело?! — я кидаю в него салфеткой и смеюсь.
— Конечно, а ты как думала? Я же всю жизнь мечтал бросить все дела и провести три недели на российском курорте, — двигает он бровями, изображая глубочайшую заинтересованность.
Я смеюсь ещё громче. Мне нравится его юмор. Мне нравятся наши с ним разговоры. Мне нравится он. И я предвкушаю лучший отдых в своей жизни.
Глава 19
Спустя три недели
— Рит, ну что с тобой? — говорит Гриша, подминая меня под себя и покрывая лицо лёгкими поцелуями. — Расскажи мне. Ты же знаешь, что всегда можешь это сделать.
Могу. Знаю. Просто не хочу его грузить глупостями. Мы сегодня улетаем обратно в столицу, и я боюсь, что сказка закончится. Эти три недели оказались настолько нереально прекрасными, что я уже несколько дней жалею, что они подходят к концу. Мы за эти дни где только ни побывали и что только ни делали… Только не обсуждали будущее и не клялись друг другу в вечной любви.
А я Гесса вот точно уже люблю. Без всяких сомнений и угрызений совести. И теперь очень боюсь его потерять.
— Страшно мне, Гриш, — признаюсь, поцеловав его в уголок рта, но в последний момент передумываю озвучивать настоящую причину и выдала другую, не совсем настоящую: — Вязьмин узнает, что ты был все три недели со мной, и разозлится.
— Пф-ф, глупости. Что он нам сделает? — фыркает беззаботно и, перевернувшись, укладывают меня на себя. Мы валяемся в шикарной кровати, с пользой используя время до того, как за нами приедет машина, чтобы отвести в аэропорт. — Статую мою кастрирует?
Я тоже фыркаю, представляя эту картину.
Я все дни регулярно звоню маме — с ней мы помирились. И Вязьмину тоже звоню. Они мне рассказывают о подготовке к свадьбе. А я им ничего не рассказываю. Говорю, что все замечательно в самом начале разговора, а потом просто слушаю. Поэтому они не знают, что отдыхаю я не одна.
— Он сказал, что ты мне не пара, — пытаюсь напугать Гесса очень сомнительным заявлением.
— А вот это не ему решать, — шутливый тон мгновенно меняется на крайне серьёзный, и смотрит Гесс мне в глаза пристально.
Пугающие даже.
— Что? — спрашиваю одними губами, мгновенно холодея.
— Я тебя люблю, Рит, и никому не позволю встать между нами. Ни с моей стороны, ни с твоей, ни с посторонней. Мы с тобой поженимся, как только вернёмся в Москву, а на учёбу полетим вместе. Я тебя одну ни за что не отпущу.
Сказать, что я впадаю в шок — мало. У меня начинают дрожать губы, а из глаз льются выдаватели моих эмоций. Гесс пугается, обхватывает ладонями мои щеки и сцеловывает слезы, неустанно спрашивая: что со мной? чем он меня так огорчил и напугал? Я смеюсь сквозь всхлипы и, наконец, нахожу силы поднять руки, чтобы тоже гладить его лицо.
— Это от счастья, Гриш — сознаюсь, глотая комок, — от счастья. Мне просто не верится. Я не ожидала. И я люблю тебя, очень.
— Я знаю, что любишь. Но погоди-ка? А ты что же, всё это время не знала, что я тебя люблю, и думала, что мы в аэропорту расстанемся?! — ошеломленно восклицает и, перестав меня гладить, пялится, как на диковину. Но мы честны друг с другом, поэтому я киваю. Да, именно такие мысли и заставляли меня грустить все последние дни. — Вот же ты у меня дурочка, Рит! Никогда такого не будет, запомни. Знал бы, давно сказал.
Нет, справедливости ради, надо признать, что позитивные мысли со счастливым концом тоже посещали меня, но я просто боялась себя обнадёживать. Я улыбаюсь пространству и обещаю себе впредь верить только в хорошее. А если не будет получаться — у Гриши спрашивать прямо. Зачем омрачать хоть одну нашу проведенную вместе минуту, когда этого можно избежать?
Мы завершает отпуск самым прекрасным и правильным способом — любим друг друга до последней минуты пребывания в отеле. А потом, счастливые, покидаем солнечный рай.
* * *
На парковке перед московским аэропортом нас ждёт лимузин с неизменным Василием за рулём и мамой с Вязьминым в салоне.
— Гришка, гад, я тебя убью! — сообщает скульптор, увидев
