Через пару часов метаний, терзаний, страхов и обид на судьбу – Миха решается подойти к двери. Он твёрдо знает, что заперт. Он желает в этом удостовериться. А после заглянуть в замочную скважину. Он берется за потемневшую бронзовую ручку. Раздаётся сухой щелчок. Дверь открывается.
***
Миха сбрасывает цепи ужаса. Решается на побег. Он выбирается из опочивальни. Крадётся на цыпочках по тёмному коридору. Сом позаботился о том, чтобы выйти на улицу в приличном виде. Вокруг его бедер намотана наволочка от подушки.
Со старых портретов глазеют бывшие обитатели дома. Покрытые кракелюром лица сочатся неодобрением. Паркет предательски скрипит.
В конце коридора дверь. Где-то за ней путь к выходу, к свету, к свободе, к избавлению! Но на полу перед дверью – светлое пятно. Если память не помутилась – там гостиная. Миха прижимается спиной к стене, двигается со скоростью пять метров в день. Боясь дышать, заглядывает в дверной проём.
И его сердце останавливается.
На диване восседает Нона Викторовна.
Дьявол облачен в знакомый чёрный халат. Напротив хозяйки дома столик. На столике косметичка. У ног убийцы пошлейшие тапочки, розовые и пушистые. Она красит ногти. Макает кисточку в пузырёк, стряхивает, сосредоточенно кладёт алый лак. Словно и не было кровавой суеты. Словно и не вылетали потроха из животов, глаза из голов, сердца из грудей. Обыденное переплетается с кошмарным – и разум отказывается воспринимать эту связь.
Беспощадная машина насилия и смерти на секунду отрывается от своих занятий. Приветливо кивает. И возвращается к пузырьку с лаком. Звучит голос, спокойный и громкий.
– Сомов, ты проспал завтрак. Туалет справа по коридору. Умывайся, одевайся. Через полчаса будем обедать.
Эти простые слова становятся источником ужаса такого плотного, такого чёрного, такого густого, что Миха едва не лишается чувств. Стены и потолок плывут перед глазами. Несчастный впивается в притолоку побелевшими пальцами. Хватает воздух, словно рыба, выброшенная из воды. Пытается не рухнуть на паркет, сопит, мычит, выпускает из глотки нечленораздельное блеяние, обозначающее «доброе утро». А после, не отрывая взгляда от грозной фигуры, шагает на негнущихся ногах мимо гостиной.
Надежда на спасение обратилась в пепел и дым.
***
В уборной поджидает новое открытие. По облупленной изразцовой плитке ползут трубы из белого пластика. Древний санфаянс соседствует со стиральной машинкой. Рядом сушилка. На сушилке развешана чистая одежда.
Миха смотрит на свои штаны и майку. Протирает глаза. Мотает головой. И снова смотрит на портки, точно баран на новые ворота.
Вчера Нона Викторовна начиняла свинцом каких-то вояк. Ковырялась в потрохах. Распыляла багровую жижу. Он до сих пор слышит эхо выстрелов, стоны умирающих, звук ломающихся костей. Той же ночью, вместо того, чтобы покинуть бойню – она набросилась на его член. А после… устроила стирку? Это безумие. Это наваждение. У маньяков-расчленителей не может быть стиральных машинок. Это за гранью понимания.
Юный бедолага загружается не тем, чем следует. На смену страху приходит неизбежный вопрос – как сильна его связь с реальностью? Кажется, не особо сильна. Он свихнулся. Вот ответ. Возможно, упал со стула. Ударился головой. Впал в кому – и сейчас галлюцинирует на больничной койке. Возможно, его мозги доедает рак. В конце концов, он мог чем-то упороться. Есть масса причин – но нет сомнений, всё это рождено нездоровым умом. Ему следует проснуться. Очнуться, выбраться из сетей кошмара!
– Сомов, ты там застрял? Мой руки! Обед!
Миха подпрыгивает на месте. Крик из коридора торпедирует конструкции на тему иллюзорности всего и вся. Он спешит натянуть брюки и майку. У него рождается очередной безупречный план – тупо запереться в туалете, и кричать, пока прохожие не вызовут ментов. По какой-то немыслимой причине, Нона Викторовна ведёт себя как заботливая тётушка. Это не к добру. Совершенно точно, это не к добру!
***
В трапезной светло. У одной стены – изразцовая печь и горы изломанной мебели. У другой – буфет. На полках ряды тарелок с золотыми вензелями. Такая же тарелка перед Михой. Рядом чашка с чаем и незатейливый обед: бутерброды с маслом и сыром. Бывший владелец дома держал повара-француза и целый штат обслуги. Новая хозяйка довольствуется малым.
Миха сидит как на иглах, боясь поднять взгляд. Напротив, за тем же столом – гостеприимная дама. Миха пытается жевать, но кусок не лезет в горло. Наконец, Ноне Викторовне надоедает рассматривать свои ногти. Она отодвигает нетронутый чай в сторону. И обращается к гостю.
– Странно. Запах не исчез. Ладно, давай с этим повременим. Ну что, Сомов? Не хочешь рассказать, как ты докатился до такой жизни?
– Что… что… я?!!
– Хватит делать невинный вид. Молодой человек, что вы позавчера устроили в классе? Просто отвратительное поведение. Как тебе не стыдно палить в своего педагога отравленными дротиками? Не стыдно, Сомов? Чье это дурное влияние? Ну-ка, смотри мне в глаза! Кто тебя надоумил? Как ты связался с мерзавцами из Ордена Зари?
– Кто связался… какого ордена? Простите, пожалуйста, Нона Викторовна, пожалуйста, не уби…
– Хватит! Михаил, ты уже здоровый лоб. Хватит мямлить. Возьми себя в руки немедленно! Ты говорил про попа и майора. Давай-ка ещё раз, с самого начала.
Миха не спешит включаться в беседу. Он высыпает на стол пригоршню оправданий. И тут же исполняет старю песню – нытьё и мольбы, мольбы и нытьё. Нона Викторовна страдальчески закатывает глаза, нетерпеливо стучит ногтями по столешнице. Однако же, Сом не спешит переключаться на другой материал.
Коварная бестия меняет тактику. Делает вид, что ей жарко. Обмахивается ладонью настолько фальшиво, насколько это возможно. Берется за полы халата. Кокетливо подмигивает. Приспускает с плеч тонкую чёрную ткань. Гостю открывается вид на верхнюю часть роскошного бюста. Увы, кавалер слишком напуган. Вчерашние котлеты из потрохов и костей мешают переключиться на волнительные образы. Училка придвигается к столу. В её голосе звучат непривычно-мягкие нотки.
– Перестань, тебе ничего не грозит. Михаил, представь, что у нас свидание. Нет, у нас на самом деле свидание. Ну же, выше нос! Ты же такой бойкий парень, такой настойчивый кавалер, просто прелесть. Давай, не стесняйся, положи руку мне на… Сомов! Да не дёргайся ты так! Ладно, ладно. Успокойся, всё хорошо. А теперь расскажи, спокойно и без истерик.
Это срабатывает.
Сом начинает говорить.
Он рассказывает о незваных гостях. О подброшенных уликах, угрозах и обещаниях. О странном ритуале, о пепси-коле, святой воде, высушенном пальце и гадком существе в миксере. О своих злоключениях в городе и на болотах. Он рассказывает всё, что знает. А пробелы в знаниях заполняет пространными измышлениями, теориями и фантазиями. Нона Викторовна улыбается и кивает.
Когда история подходит к моменту, где Михаила Сомова поят странной жижей – на лице училки появляется тень. Маска гнева и возмущения. Она начинает комментировать сбивчивый рассказ ученика.
