это время был в Петербурге, то также взял ружье и убил бы кого-нибудь так как в то время и генералов били».
Сведения о росте волнений шли не только из крестьянских губерний — происходили волнения и в рабочих районах. Так, заводы Расторгуевых, уже восставшие в 1822 г., поднялись вновь в конце 1826 г. Связи с петербургскими событиями эти волнения не имели, но обстановка была такова, что в условиях 1826 г. это восстание показалось правительству особо опасным. Расторгуевы владели рядом заводов: Каслинским, Верхнекыштымским, Нижнекыштымским и Нязепетровским. Правительство в спешном и «чрезвычайно секретном» порядке предприняло общие меры, разослав всем заводчикам строжайшее предписание: идти на уступки рабочим требованиям и обращаться с рабочими «по-христиански». Об этом всеобщем обращении к фабрикантам сохранилось особое секретное дело.
Крестьянские волнения 20-х годов, особенно волнения, связанные с манифестом 12 мая 1826 г., заставили царя «заботиться» о крестьянском вопросе. В том же 1826 году, когда был издан упомянутый царский манифест против крестьянского движения, был основан секретный комитет по улучшению всех отраслей государственного устройства, а больше всего — по крестьянскому делу. На одном из заседаний этого комитета был прочитан «свод» показаний «членов злоумышленного общества» о внутреннем состоянии государства. Николай I поручил составить такой «свод» на основании дел декабристов правителю дел Следственной комиссии Боровкову, держал его у себя на столе и постоянно пользовался им для справок.
Недавно найдены новые, очень интересные архивные материалы, освещающие крестьянское движение в Петербургской губернии вскоре после восстания декабристов, в первой половине 1826 г., еще до казни первых русских революционеров[69]. Надо обратить особое внимание на усиление массового движения около столицы. Из этих материалов мы узнаем, что в ряде уездов Петербургской губернии возникло довольно широкое крестьянское движение — всего за указанное время там произошло 78 крестьянских выступлений, о которых ранее историки не имели сведений. Значительность волнений была такова, что для усмирения крестьян пришлось вызывать войска и подавлять крестьянские выступления силою оружия. С участием воинских подразделений движение было усмирено в 43 имениях, что составляет более половины всех выступлений в данном районе. Командовать войсками, брошенными на подавление, был назначен царем полковник Н. Л. Манзей. Ему не раз пришлось просить начальство о пополнении военных сил для выполнения данного ему поручения.
На запрос Манзея, в чем же причина волнений и от кого происходит «неповиновение» крестьян, гдовский уездный исправник дал любопытный ответ: «По учиненному на местах неповинующихся крестьян разведыванию, сколько можно было из ответов собрать сведения, умозаключительно положить можно, неповиновение произошло от крестьян, кои по занятиям своим бывают часто в столице…» Известно, как много народа, в том числе и крепостного, приехавшего по делам господ в столицу, скопилось на Сенатской площади в день 14 декабря 1825 г. Ясно, что рассказы о происшедшем в Петербурге услышали ранее других от своих же односельчан, приехавших из столицы, крестьяне окрестных деревень.
Конечно, прямых ссылок на восстание 14 декабря гдовский уездный земский исправник дать не осмелился, угодливо заменив их упоминанием, что крестьяне-де распустили слух о «милостливости» нового императора (с чего бы это?), который-де «входит в положение всех сословий», в силу чего крепостные крестьяне «непременно могут надеяться получить вольность». Для историка ясно, что объективная связь того, что произошло на Сенатской площади 14 декабря 1825 г., с усилением волнений крепостных крестьян в Петербургской губернии более чем вероятна.
Главных «зачинщиков» гдовскому исправнику сначала выявить не удалось. Потом к полковнику Манзею иногда поступали сведения об отдельных «зачинщиках». Одним из них оказался отставной унтер-офицер бывшего лейб-гвардии Семеновского полка Борис Иванов, другим «главным зачинщиком» был староста вотчины помещика Дружинина крестьянин Василий Яковлев. Называли мужика из имения Татищевых, который, приехав из Лужского уезда по своим надобностям в деревню Высокую, принадлежавшую тем же господам, увидел, что крестьяне собрались идти на барскую работу, и сказал им: «Что вы, дураки, слушаетесь и идете на работу, у нас в Лугском уезде никто к Татищевым на работу не ходит». 20 человек крестьян немедленно послушались агитатора и на работу не пошли. Перед нами пример связи одной восстающей против крепостного права деревни с другой. «Ни в одной вотчине, — сообщает исправник, — не в силах были кроткими внушениями обратить их (крестьян. — М. Н.) к своей обязанности». Крестьяне говорили: «Делайте с нами, что угодно, но мы к помещику на работу не пойдем». Ряд крестьянских выступлений носил бурный характер. Исправник Лужского уезда доносил, что крестьяне, вооруженные кольями и вилами, напали на военную команду и ранили нескольких солдат. Свыше 200 крестьян из имения помещика Дондукова-Корсакова напали около деревни Гусевы горы на воинскую команду в 45 человек, ранили нескольких солдат и повредили их оружие. Крестьяне были вооружены дубинами и кольями. Им удавалось ломать и гнуть солдатские штыки, разбивать приклады ружей. Восставших «усмирили» штыковой атакой. Часто отмечается «большое упорство» крестьян, а лозунг требования «вольности», освобождения от крепостного права — повсеместен. Усиление движения в Петербургской губернии повторилось и в соседней Псковской губернии.
Рост крестьянских волнений около столицы, конечно, чрезвычайно обеспокоил царское правительство. Эти волнения явились одной из важных причин издания Николаем I особого Манифеста от 12 мая 1826 г., прямым образом связанного с волнениями, как мы только что видели, не только в Петербургской губернии, а также на Украине и в других местах.
Манифест говорил «о возникшем в губерниях неповиновении крестьян», грозил карами распространителям слухов о скором освобождении крестьян, запрещал подачу прошений об освобождении на имя царя. В Гдовском уезде, как сообщал по начальству Манзей, «ослепленные крестьяне мнимою вольностью не хотят верить, чтобы сия была воля государя императора, но полагают, что это происки и хитрость помещиков». Иначе говоря — не верят подлинности Манифеста, — в этом ярко сказывается темнота крестьян и вера их в возможность существования «доброго царя». Один из главных зачинщиков движения, отставной унтер-офицер Семеновского полка Борис Иванов, о котором упоминалось выше, «по прочтении Манифеста в церкви явно насмехался над оным и поощрял мужиков не верить». Всего усмирители выявили четверых «зачинщиков» движения около Петербурга — крестьян из имения Корсаковых Павла Григорьева и Никиту Дмитриева, а также уже упоминавшегося старосту из имения помещика Дружинина Василия Яковлева и только что упомянутого бывшего унтер-офицера знаменитого Семеновского полка Бориса Иванова. Напомним, что Семеновский полк восставал в столице осенью 1820 г., еще за пять лет до восстания декабристов, но был ли отставной семеновец Иванов в свое время причастен к этому важному событию, мы сейчас с точностью сказать не можем. Во всяком случае, он, наверно, знал о них.
Заметим, что среди дворян — царских расследователей о причинах волнений крестьян около Петербурга
