могла скрыть эту толпу. Не ожидал, что в девятом часу вечера так много людей всё ещё не дома. Многие смотрят в окно, кто-то в телефоне, а я обратил своё внимание на Лину, севшей напротив меня. Колени в колени. Оказалось, она смотрит на меня.
— Тебе идёт моя шапка, — говорю.
— Я верну тебе её завтра, — отвечает с тихой улыбкой. — Только новую куплю, и сразу верну.
— Не торопись. Можешь не возвращать.
— Спасибо, что снова выручил. Ты как волшебная палочка.
— Фея — крёстная.
— Точно. Фей — крёстный.
Автобус слегка дёргается, останавливаясь на светофоре, и колени девушки толкаются в мои.
— Лина, — говорю без тени улыбки, — не позволяй кому-то плохо относиться к тебе, просто потому что любишь.
— Я не… — она резко замолкает, оставляя рот приоткрытым, ровно в тот момент, когда движение на дороге снова возобновилось, и мы продолжили свой путь.
— Ты «не…»?
— Я не позволяла, — заканчивает. — И не позволю. Не знаю, что на него нашло.
— Я мог бы поговорить с ним, — говорю, откидывая голову на спинку сиденья, чтобы попытаться расслабить мышцы, но не прерываю контакт глазами. — Объяснить, как решают вопросы взрослые цивилизованные люди.
— Не нужно, Мих. Всё нормально — говорю же, — Беляева пальцами одёргивает край шапки ниже. Есть что-то трогательное и беззащитное в этом её жесте.
— Можешь меня больше не убеждать в этом. Я твоё «всё нормально» видел своими глазами. Ты игнорируешь мои слова о том, что я мог бы поддержать тебя, как друг. Я не подхожу тебе в качестве жилетки?
— Ты хочешь быть моей жилеткой? — усмехается. — Надо быть полным безумцем чтобы по своей собственной воле подписаться на такое!
— Да! — не поддерживаю её смех. — Мне важно знать, что ты в порядке.
— Пойдём, Мих, — встаёт с сиденья. — Наша остановка.
Мы вышли из автобуса и направились к её дому. Глубоко вдыхаю холодный воздух, силясь сказать что-то важное. Что-то, что нельзя проигнорировать и не воспринять всерьёз. Я не Людмила со слюнкой в уголке рта и восхищённым придыханием. И я не Антон, смеющийся над тем, как забавно наблюдать чью-то ссору, чьи-то переживания. И мне надоело, что все мои слова просто игнорируются.
Снег блестит под светом фонарей, отбрасывая блики и переливаясь маленькими вспышками света. В знакомых окнах кухни тоже горит свет, у подъезда стоят и курят двое мужчин пятидесяти лет. Они замолкают, когда мы проходим мимо и заходим внутрь. Прикрываю за нами дверь во избежание громкого лязга из-за плохо работающего здесь механического доводчика. Лина поворачивается ко мне и тоже хочет что-то сказать, но передумала, поджав губы и неопределённо покачав головой. Что же… Помолчим ещё немного.
Уже у самой двери её квартиры я обрываю тишину:
— Не просто жилеткой, а бронированным жилетом с длинными острыми шипами. И даже уговаривать, просить и спрашивать не буду. Увижу, что Бутч дерьмо творит — сдеру с него шкуру и устрою райскую жизнь.
Рот девушки приоткрывается, обнажая край зубов, но Лина в итоге ничего не отвечает. Только растерянно хлопает ресницами, держась за ручку двери, как за последний спасительный прутик в бурном течении реки.
— Спокойной ночи, Мих, — шепчет она в итоге и скрывается в квартире.
— Спокойной ночи, — отвечаю закрытой двери.
Уже сидя в автобусе на обратном пути, думаю о том, что так и не просил, а из-за чего вообще они повздорили. Уж слишком сильно меня зацепило поведение Бутча. Я беру телефон и пишу Лине в «Вконтакте», но она отвечает мне, что не хочет их личные вопросы выносить на обсуждение. Ауч. Ну, посмотрим. Я в любом случае предупредил.
Вторник отличился от всех прошлых дней: Беляева зашла в аудиторию одна и вовсе не за минуту до звонка. Прямо как в старые добрые сентябрьские времена! Вся группа ахнула, но мы быстро взяли Лину «под своё крыло», уединившись своим скромным квартетом в одну привычную кучку за аудиторным столом, не давая расспросам о видео и одиночном приходе достать её уже с самого утра. Но всё равно то и дело слышу как наша женская половина норовит узнать побольше о вчерашнем, не забывая потирать ручками в предвкушении интересного сюжетного поворота в любовном сериале под названием «Беляева и Пожарский — идеал отношений». Слушать противно. Получается, если таскаешь цветочки, шарики, шоколадки, то потом уже любая выходка с рук сойдёт? Если этот «идеальный» парень продолжит в том же вчерашнем духе, то и я вынужден буду сменить правила игры. Никакого доброго и терпеливого Миха больше не будет. По-плохому, так по-плохому.
Глава 31. Решение
Лина
Неожиданный порыв ветра пронёсся по улице, подхватил и взметнул редкие падающие снежинки. Я невольно задержала дыхание на несколько секунд пока всё не успокоилось. В этот самый момент мне показалось, что меня ждёт неспокойное время. Предчувствие или интуиция — называть можно как угодно. Что бы это не было, но именно это чувство заставило меня поднять голову наверх и посмотреть на окно кухни. Что я ожидаю там увидеть? По средам у Дианы мало пар, и она уже два часа как должна быть дома. Хочется замедлить шаг и идти максимально неторопливо, оттягивая что-то неведомое мне. Уже рефлекторно одёргиваю шапку ниже — я всё ещё не вернула её Князеву. Так и хожу, не находя времени или желания купить новую. Да и Михаил уже в новой ходит…
Что меня так встревожило сейчас? Непривычная свобода или молчание Пожарского? Он исчез из поля моего зрения: не возит на своей машине, не пишет, не звонит. Даже в вузе случайно не натыкаюсь на него. Словно ничего и не было: ни отношений, ни ссоры. Всего два дня тишины, а словно целая неделя прошла. Меня будто машиной времени перенесло в сентябрь, где я снова болтаю с одногруппниками во время перемен, вместе с друзьями иду в буфет обедать, езжу на автобусе, как простые смертные… Всё, как раньше, но только не я сама. Я другая. Во мне зреет напряжение в ответ на комментарии окружающих о моей личной жизни. Мило улыбаюсь им всем, но моя внутренняя пружина сжимается всё плотней. Продолжаю играть какую-то странную роль, но вот-вот настанет момент, когда я просто сброшу сценический костюм и скажу, что больше не хочу. И не буду.
Я не люблю его. Мне просто хотелось верить в это, чтобы угодить общественности — это так глупо. Что же мне теперь делать? Я обманула не только себя и всех остальных, но и самого Глеба. Как бы меня не раздражала
