сам…”
— Ну да… — кивнула Рита.
А меня словно поперло. Тупизм мало того, что не отступил, наоборот, прогрессировал по полной:
— Это получается, что когда те дни, то стринги не вариант?
— Ну, скажем так не очень.
— Херасе. Я даже не знал, что такая засада. А почему так?
— Блин… — Рита покрутила головой, ища свою сумочку, вытащила из нее что-то вроде конвертика и положила рядом с ворохом трусиков. — Только не говори, что прокладок не видел?
— В рекламе. И как бы не особо в них нуждаюсь.
— Ну а другие девушки?
— А что другие? Я же с ними не жил на постоянку. Ты первая, чтобы вот так… Всерьез… Фак! — я дернул головой и откашлялся, — Рит, давай не будем на эту тему? Короче, есть спецтрусы под эти дни. Я понял.
— Серьезно? — брови у Риты выгнулись дугой, а сама она придвинулась чуть ближе, — Ни с кем?
— Знаешь, что-то я не думал, что из темы труселей мы каким-то макаром перепрыгнем на меня, — я подцепил пальцем обыкновенные классические трусы с рисунком в виде барашков, прыгающих через заборы, и гоготнул, — Эти прикольные. Мне нравятся.
— А почему?
— Потому что с ними незачем было жить. Потрахались и разбежались.
— Грубо, но все равно не понятно, — Рита положила себе на колено полупрозрачные черные кружевные шортики и посмотрела на меня, — А эти? Нравятся?
— Ну да, — я даже не стал рисковать, прикидывая как они будут на ней смотреться. Достаточно было того, что в висках ухнуло.
— И все же…
— Рит, тебе реально это интересно? Вот на самом деле? — спросил я и стал перебирать разноцветные трусики, раскладывая их по покрывалу. От нескольких в висках снова заухало, но остальные тоже были очень даже ничего.
— А если интересно?
— С ними все было не так, Ангел, — ответил и пошел к сумке с кастрюлями, подхватил ее и понес на кухню.
Мне не хотелось сейчас копаться в причинах что и почему меня так стопорило и тем более объяснять это. Если бы я сам знал, тогда может и ответил, разложил по пунктикам. Ещё бы знать эти пунктики. Поэтому проще свалить, отмазавшись расплывчатой фразой, греметь новой посудой, расставляя ее на пустых полках, где ни черта не было. Я не готовил здесь ни разу, а батя, похоже, впервые упустил такую мелочь.
— Запиши в свой список, что нам нужно купить посуду, — негромко произнесла Рита, обнимая со спины.
Тюкнулась лбом между лопаток и сцепила пальцы в замок на моем животе. А меня пригвоздило от такой нежности. Стоял, не зная что делать и нужно ли вообще сейчас что-то делать или можно тупо помолчать.
— Волк.
— Почему волк?
Она пожала плечами, освободила одну руку и пальцами забралась под рукав толстовки, провела ими по татуировке:
— Потому что кусачий.
— Наверное. Я не знаю.
— Я знаю, — осторожно потрогала шрамы на запястье, — Это из-за мамы, да?
Я дернул головой, стиснув зубы до скрежета. А она только плотнее прижалась к моей спине и прошептала:
— Пообещай, что не станешь снова…
— Не буду, Рит. Так ее все равно не вернуть.
Ангел за моей спиной лишь тихонько выдохнул, раз за разом поглаживая исполосованное запястье. Так, словно хотела убаюкать мою боль, забрать себе. Я перехватил ее ладонь, поднес к губам и поцеловал. Прижал к щеке и глухо произнес:
— Мне ее очень не хватает… — тряхнул головой, отгоняя подступившие слезы, и попросил, — Давай не будем об этом?
— Хорошо.
Рита снова обхватила меня двумя руками и потерлась щекой о спину. Помолчала несколько минут, а потом спросила:
— Ты отвезешь меня завтра в универ?
— Конечно, — кивнул я, — И заберу.
— Зачем? Я сама доеду.
— Я сказал, что заберу, значит это не обсуждается. Тем более нам нужно будет прошвырнуться по магазинам.
— Говорю же волк, — рассмеялась она. Встала на цыпочки и поцеловала меня в шею, — Кусачий до жути, но мне нравится.
Я улыбнулся, развернулся и, подхватив ее на руки, усадил на стол. Пристально посмотрел в глаза и кивнул:
— О'кей. Только получается странная парочка — волк и ангел. Ничего не смущает?
— Меня? Ни капли, — Рита пробежала пальцами по моим рукам, поднялась к шее и царапнула ее ноготком, — А тебя?
— Нет. Меня сложно чем-то смутить.
— Да? — она медленно потянула язычок на молнии толстовки вниз, одновременно выгибая бровь, — Даже так?
— Даже так, — ухмыльнулся я, придвигаясь ближе. — От такого раньше ты засмущаешься, — подцепил край свитера и потянул вверх.
Рита только засмеялась, когда горловина зацепилась за ее подбородок:
— Подожди, дай я помогу, — она быстро высвободилась, тряхнула головой, чтобы расправить волосы и с вызовом спросила, — Продолжаем?
— Если не боишься покраснеть.
— Я? Не дождешься!
Ее пальцы достаточно уверенно освободили меня от футболки, но на щеках все же заалело, когда я провернул тоже самое с ее:
— Не смотри на меня так.
— Как?
— Так, как смотришь сейчас.
— А если мне нравится то, что я вижу?
— Тогда… тогда смотри, — она завела руки за спину, расстегнула застёжку лифчика и прижала его к груди.
— Если хочешь, я выключу свет, — прохрипел я, но Рита помотала головой.
— Поцелуй меня, — попросила она, отбросив лифчик в сторону. Поколебалась мгновение и убрала ладошки с грудей. Вцепилась пальцами в край стола, заливаясь краской до корней волос, и подняла лицо, — Я ещё не стесняюсь, а ты?
Глава 24. Маргарита
Упругие струи били в лицо, отчего зацелованные ночью губы снова начали поднывать. Я опустила лицо вниз, улыбаясь шире Чеширского кота, и потянулась за гелем. Выдавила на любимую мочалку, ещё вчера висевшую в квартире родителей, взбила до состояния пушистой пены и осторожно намылилась. Казалось, в теле не осталось ни одной клеточки, которая бы не просила сегодня остаться в постели. Приятная усталость и тянущая ломота никуда не исчезли после короткого сна в объятиях Фила — как уснула в плену его рук, так и проснулась. Единственное, что изменилось — я перебралась ему на грудь, но две руки, испещренные татуировками, все также чутко обнимали, не выпуская ни на минуту. И когда будильник на телефоне начал противно пищать, Фил выпустил меня с нескрываемым сожалением. Да я и сама не очень-то хотела куда-то идти, но забивать на учебу нельзя. И Фил это только подтвердил:
— Грызть гранит науки надо, Ангел.
Легонько хлопнул ладонью по моей попе, подгоняя, а сам натянул штаны и полуголым пошел за завтраком на кухню внизу. Волк абсолютно не заморачивался тем, что его могут увидеть в таком виде. Хотя… Кто ему что скажет? Это же его
