так считаете?
В голосе Гэнды звучало столько мрачности и сомнения, что больше и быть не могло, даже если бы он неделю над этим тренировался. Королева Синтия рассмеялась, отчего его вопрос стал звучать ещё мрачнее.
- Я не Мата Хари*, коммандер, - сказала она. - Я не намерена соблазнять вас ради ваших же тайн.
Она склонила голову набок.
- Или стоит попробовать?
"И как мне на это отвечать?" - судорожно думал Гэнда. Он снова поклонился. Так было безопаснее, вежливее (для коммандера, практически, на уровне рефлекса) и дало время поразмыслить. Найдя правильные слова, он решил, что так будет правильнее:
- Как ваше величество пожелает.
На этот раз королева Синтия засмеялась, запрокинув голову.
- Это говорит ровно об одном, коммандер, - сказала она совершенно серьезным тоном. - Вы никогда не были королём.
- Нет, ваше величество, не был, - ответил тот и вылетел из дворца Иолани быстрее, чем американский флот удирал с Гавайев около года назад.
Кензо и Хироси Такахаси вели "Осима-мару" из залива Кевало самостоятельно. Отец снова выступал по радио. Его речь долетала до Японии и распространялась по всему миру. Больше всего на свете Кензо хотел, чтобы он молчал.
Но чего бы молодой человек ни хотел, желаемого он не обретет.
- Отцу нравится популярность, - горько произнес он.
Кензо стоял за штурвалом, а брат правил парусами. Потом они пойдут и продадут рыбу. Но сейчас управление. К настоящему моменту, они уже прекрасно научились управлять сампаном в море, хотя ещё недавно, когда топлива на Оаху стало не хватать даже рыбакам, никто из них не умел управлять парусной лодкой. "Обучение с полным погружением" - подумал Кензо. О таком развитии событий отец явно не думал, останься он в префектуре Ямагути.
Брат лишь пожал плечами.
- Отец сам сделал свой выбор. Мы сделали свой. Мне кажется, сейчас он выглядит получше.
Ещё одним их выбором было разговаривать по-английски. Многие из ровесников отца тоже говорили на нём довольно бегло, но сам Хиро Такахаси говорил только по-японски. По-английски он понимал только "да", "нет", "пожалуйста", да несколько ругательств. За исключением восклицания "Господи боже!", да ещё пары подобных выражений, он английского не знал.
- Отплываем, - сказал Кензо. - Хотелось бы мне больше никогда сюда не возвращаться.
Хироси хмыкнул.
- Ну, до Сан-Франциско мы под парусом не дойдём.
- Знаю, - с печалью в голосе и в душе произнес Кензо. - Я об этом уже думал. Может, нам и удастся наловить достаточно рыбы, но воды нам точно не хватит.
Хироси уставился на младшего брата.
- Думал об этом, значит.
- А я как сказал?
Кензо обернулся через плечо. Чем быстрее Оаху отдалялся, тем лучше он себя чувствовал.
- Я даже сходил в библиотеку, чтобы выяснить, какие ветра дуют между островом и материком. Но я понял, что чушь это всё.
- Да ну?
- Ну, да. Ты же знаешь, как на материке поступили с японцами? Согнали нас всех в лагеря.
Как же громко об этом вопила японская пропаганда! Поначалу, Кензо считал, что всё это враньё. Но вскоре он понял, что японцы говорили правду.
- Американский флот нас сразу же потопит, едва завидев. Мы, ведь, япошки. Японцам не нужны япошки, которые считают себя американцами. И американцам они тоже не нужны.
Рядом с "Осима-мару" летела белая, словно снег, крачка с чёрными глазами. Вскоре она уселась на мачту.
- Чёртов халявщик, - сказал Хироси.
- Ага. - Кензо тоже сменил тему.
Хироси не стал говорить брату, что тот сумасшедший, или, что, если они уйдут на северо-восток, флот будет хорошо с ними обращаться. Кензо хотелось, чтобы старший брат так сказал. В таком случае, он мог ошибиться. Но, судя по всему, брат был прав.
Земля медленно скрылась за горизонтом. Когда идёшь под парусом, всё происходит очень неторопливо. За исключением плеска волн и хлопающих парусов, "Осима-мару" шла в тишине. Словно само время откатилось назад, в более спокойный век. Люди ходили по морю подобным образом три тысячи лет, может и больше.
Крачка улетела. Вместо неё в небе появилась крупная, как небольшой самолёт, птица-фрегат. Её красный горловой мешок был сдут, в нём не было воздуха, как в детском воздушном шаре. Птица искала обед, а не партнёра. Если бы братья захотели, то позволили бы птицам сделать всю грязную работу нырять за рыбой, а потом просто отняли бы у них добычу.
Хироси проследил за полётом фрегата.
- Я на секунду подумал, это самолёт, - застенчиво произнес он.
- Ага.
Кензо и сам пару раз совершил ту же ошибку. Он уже почти забыл об этом, но вдруг задал внезапно возникший у него вопрос:
- А чей самолёт?
- Если бы это был самолёт, я бы решил, что он - японский, - ответил брат. - А ты?
- Я тоже. Но не в этот раз, потому что я сразу понял, что это птица.
Разговор о самолётах вернул Кензо обратно в середину двадцатого века, впрочем, ненадолго. В небе не было никаких самолётов, поэтому он быстро о них забыл. Он видел лишь океан, случайную птицу, да несколько мачт вдали, таких же, как у "Осима-мару". Как в старые времена.
Чем дальше они отходили от Оаху, тем сильнее Кензо хотелось оказаться в то время, когда война не перевернула всё с ног на голову. Тогда рыба была частью постоянного рациона жителей острова. Теперь же она была жизненно необходима, поэтому сампаны вылавливали из Тихого океана всё подряд. Даже океан не выдержит такого активного рыбного промысла.
"Что будет, когда нам придётся заходить в море так далеко, что времени на путь туда будет уходить гораздо больше, чем на путь обратно?" - не в первый раз размышлял Кензо. И не в первый раз ему на ум пришёл ответ: "Мы будем голодать ещё сильнее,
