Книга Душа - Алиса Селезнёва

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50

Недолго попричитав, Оксана Леонидовна ушла, а сразу после неё в больницу явился Костя. Он долго сидел возле закутка охранника и едва не светился от гордости, показывая всем желающим новую статью из интернета.

– Справедливость восторжествовала! – кричал он, стуча себя кулаком в грудь. – Никакие деньги Алишеровым теперь не помогут! Будет мотать срок как миленький! Посадили мы его! Слышишь, Ромыч, посадили! Фанаты Наташкины небось от счастья трусами машут. Всё потому что ты ПОБЕДИЛ!!!!

– Фанаты Наташкины? – Ромка усмехнулся и перевёл взгляд на оконное стекло. – Николай Андреевич в реанимации лежит. Выживет или нет – непонятно. Не знаю, как ты, а я вкуса победы не чувствую.

– Да, брось. – Костя ударил Ромку кулаком в спину. – Нормально всё будет. Выкарабкается твой тесть. Ты его с того света вытащил прямо в здании суда. Об этом сейчас в инете говорят больше, чем о сроке Алишерова. Ты – национальный герой. Хорошо, что на заседание журналиста пустили. Видел интервью папаши и адвоката?

– Не видел.

– Я тебе покажу сейчас. – И Костя полез в карман за своим новым айфоном. – Они считают наказание слишком суровым. Ты погляди, сволочи какие.

– Не хочу.

Ромка почти со злостью отодвинул Костин телефон и, встав со стула, демонстративно занял соседний у входа. Вид у моего мужа был уставший и измученный.

– А я говорю: надо. Посмотришь, и тебе сразу полегчает.

– А я сказал: не хочу, – Ромка повысил голос и натянул куртку. Костя рыкнул и пренебрежительно засунул телефон в карман, предварительно стряхнув с брюк несуществующие пылинки.

– Ну, как знаешь, братан, – обиженным тоном проговорил он. – Передумаешь – звони, ну или хотя бы вечерний выпуск новостей глянь. Там про тебя наверняка скажут.

– Ты знаешь, что это отец Алишерова «скорую» вызвал?

– И что из этого? Любой мог, просто у этого мужика телефон ближе всех лежал. Или ты пожалел его?

– Чего мне жалеть?

– Ну не знаю. Говорят: мать в конце пришла. Белугой ревела, разве, что по полу не каталась. Может, поэтому тебя и разжалобило.

– Меня не разжалобило.

– Точно, нет?

Ромка откинул назад чёлку и задумчиво потёр лоб.

– Иди домой. На ночь тут нас никто не оставит.

Громко выругавшись, Костя поплёлся к выходу, но у дверей задержался, как будто из вредности:

– Когда твой тесть выкарабкается, он тебе ещё спасибо скажет. И это я не только про искусственное дыхание говорю, но и про ушлёпка этого.

Дверь со скрипом вошла в проём. Ромка натянул капюшон и прижался головой к стене.

– Если выкарабкается…

***

Но опасения Ромки не подтвердились. Папа выкарабкался. Правда, на это потребовались долгие десять недель. Сначала реанимация, потом палата интенсивной терапии, лекарства, капельницы, медсёстры, куча проводов и пикающих аппаратов, подключённых к его груди. Диета, процедуры и ежедневные приходы Ромки. Сначала не в палату, а в регистратуру, беседы с врачом, оценка шансов, вздохи, разочарования, недоверие: «Почему вчера было хорошо, а сегодня опять плохо?». Извинения: «Появился хватательный рефлекс. Он узнал меня». И так по кругу. Первое время я не заходила к папе. Боялась. Врачи строго-настрого запрещали его навещать кому бы то ни было: «Бактерии, стресс, он слишком слаб». Я подчинялась, хотя и понимала, что не могу навредить. Я всего лишь призрак. Призраки не разносят инфекцию, а значит, я не сделаю папе ничего плохого. Но, если уж говорить начистоту, меня сдерживали не только предостережения врачей. Было кое-что посерьёзнее. Что-то внутреннее. Стыд. Чувство вины. И что-то среднее между ними. Папа остался. Вернулся в своё тело ради меня. Отказался от света и мамы, потому что я попросила его приглядеть за Ромкой. Но правильно ли я поступила? Имела ли право требовать такое? Уйдя в свет, он бы нашёл покой, а здесь опять будет мучиться. Ссориться с Ромкой, когда поправится, переживать из-за всей этой шумихи вокруг Тимура. А вдруг кислородное голодание в пять с половиной минут внесло в его мозг необратимые изменения? Сможет ли он теперь размышлять над прочитанным, вспомнит ли лица коллег по работе? Не сделала ли я хуже, заставив его жить дальше. В отличие от меня папа увидел свет сразу, выходит, на земле его больше ничего не держало…

Порой эти мысли сводили меня с ума, и мне хотелось, точно страусу, засунуть голову в песок и больше ничего не делать. Я ненавидела себя за свой эгоизм. Ненавидела до того самого дня… До девятого января две тысячи одиннадцатого года.

Тот день начался вполне обычно. Папа поел. Он мог уже самостоятельно держать ложку, и сиделке не приходилось кормить его. На тумбочке возле кровати лежал роман Джека Лондона «Белый клык». Кто-то принёс её около недели назад, как раз в тот вечер, когда я узнала, что половину денежной компенсации, выплаченной Алишеровыми по суду, пришлось потратить на папино лечение.

Штор на окнах не было. Единственный сосед по палате выписался вчера вечером, кого-то новенького положить не успели. Солнце светило ярко, и папа всё время щурился, прикрывая глаза рукавом больничной рубахи. Кое-как ему удалось примостить тарелку на тумбочку, но, подвинув её к краю, он случайно столкнул книгу. Джек Лондон с грохотом повалился на пол.

– Ладно, дочка, – папа нахмурился и посмотрел немного левее места, где стояла я, – веди уже этого парня ко мне…

Глава семнадцатая

Но я не нашла «Демидыча». Ни через сутки, ни через двое, ни через неделю. Портрет Саввы и искусственные цветы на столбе возле перекрёстка на братьев Райт покрылись сантиметровой пылью, а в квартире на Подлесной поселились совершенно незнакомые мне люди. Я четыре дня вслушивалась в разговоры соседей, но так ничего и не услышала. Никто и словом не обмолвился о «Демидыче», а это означало только одно: человек, которого я называла своим другом, съехал и, похоже, съехал давно. Так давно, что соседи успели забыть о нём.

В больницу к отцу я вернулась разочарованная и злая. К счастью или к несчастью, заговаривать со мной он больше не пытался. Видимо, ждал «того парня». Часто смотрел в окно и прислушивался к шагам в коридоре. Жаль, мне было нечего предъявить ему. «Демидыч» уехал. Причём, не просто уехал, а сбежал из своей квартиры. И в глубине души я понимала его. Общение с призраками до добра не доводит. Вот он и решил раз и навсегда порвать все нити, связывающие его с нами.

А Ромка тем временем снова забросил учёбу. Разыгрывать паиньку больше не требовалось. Тимура посадили – общественность успокоилась. Сначала я даже мысленно защищала его.

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50