– Вивьен, ты свободна. Если ты сама этого хочешь. Я… я был не прав, удерживая тебя.
– Я знаю. – Она теребила складки своего чудесного нового платья. – Это прощальный подарок или плата за вчерашнюю ночь?
– Нет! – воскликнул он. – Это не плата. Я думаю, прошлой ночью… мне не следовало бы…
– Все отлично. Мне не нужно платы.
Оба замолчали.
– Так куда же, мадам? – нежно спросил Дэвид.
Вивьен раздумывала. Она должна ехать. Он предложил подвезти ее до гостиницы и дать пятьдесят фунтов! Но прежняя жизнь казалась такой далекой, никогда прежде не приходилось ей вот так сидеть на солнышке рука в руке…
– Я полагаю, в Лондон, – сказала она.
Он повернулся к ней. Вивьен встретила его взгляд. Какая же она глупая! Он смешил ее, обращался с ней как с леди, занимался с ней любовью так, будто испытывает к ней серьезные чувства. На какое-то мгновение она вспомнила его руки на своем теле и вспыхнула.
Он медленно наклонился к ней, не сводя с нее глаз. Его поцелуй был нежным, долгим, страстным.
– Ты больше не моя пленница, – прошептал он, мягко касаясь ее губ, – но я тебя хочу.
Она была почти согласна, нахлынули воспоминания о прошлой ночи. Да здесь и не было никого возле пруда в стороне от дороги.
– Но мне не понравятся пятна от травы на твоем чудесном новом платье.
Вивьен залилась румянцем, улыбаясь ему, когда он, щелкнув кнутом, направил коляску обратно в Лондон. Она все еще чувствовала себя его пленницей. Эта поездка ничего не изменила. Просто некоторые вещи стали для них понятнее, а другие – наоборот. Единственное, что Вивьен знала наверняка, так это то, что она пока не готова покинуть его.
Глава 15
Следующие несколько дней Дэвид провел самым замечательным образом. Он был счастлив. Он не мог вспомнить, когда еще все шло так гладко. Наконец-то он, казалось, справился со всеми делами Маркуса. Ему немного помогло то, что закончились слушания в парламенте, сезон завершался. Работы стало меньше, а та, которая оставалась, была Дэвиду по плечу. Управление домом наладилось. Еду подавали вовремя. Все было чисто, а главное – слуги больше не попадались на каждом шагу.
После того как Хоббс высказал свои опасения, никто не возмущался присутствием Вивьен. Дом начинал выглядеть пристойно. И Дэвиду это очень нравилось. Он вдруг понял, что собственный дом намного уютнее, чем ему прежде казалось.
И еще Вивьен. Сама мысль о ней могла заставить его улыбаться. Он вел себя с ней как влюбленный мальчишка. Впервые в жизни Дэвид влюбился по-настоящему – безумно, страстно. Это было настоящее чудо. Весь день он работал в Эксетер-Хаусе, потом возвращался к себе и ужинал с ней. Она обычно ждала его в гостиной, улыбаясь, готовая броситься ему в объятия, как только захлопывалась дверь и они оставались одни. Они ужинали, весь вечер проводили вместе. Потом Дэвид нес ее в постель, их ждала ночь истинного блаженства. Даже то, что приходилось это делать украдкой от дворецкого, не смущало Дэвида. Каждый день он вынужден был придумывать нелепые объяснения, почему он и мисс Бичем должны оставаться наверху, пока все слуги разойдутся. У Хоббса возникли кое-какие подозрения, но он предлочитал верить тому, что они читают рукописи и занимаются риторикой.
Дэвид думал, что ему никогда не надоест любоваться Вивьен. Столько чувств могла она передать одним взглядом, легким движением губ или бровей. Ему нравилось поддразнивать ее, смешить, смотреть, как забавно она морщит нос, когда смеется. Ему нравилось, когда она закрывала глаза и стонала от удовольствия. Он смотрел, как она сосредоточенно изучает книги из его библиотеки, закусив губу и сдвинув брови. А когда он ей что-то дарил, она мило улыбалась, даже если это был просто цветок из сада. Дэвид любил Вивьен.
Но любит ли она его? Вряд ли она притворяется. Она была вольна уйти из дома в любое время и не возвращаться. Однажды он вернулся рано и увидел, что гостиная пуста. Он стоял в растерянности, полагая, что Вивьен его бросила, пока Хоббс не сообщил, что она сидит в садике. Облегчение, которое Дэвид почувствовалл, было сродни эйфории.
Вивьен восхищала его. Она приходила в восторг от того, что он воспринимал как должное, и не придавала значения тому, что его шокировало. Он не знал, поймет ли ее когда-нибудь, но очень этого хотел. Ему хотелось знать о ней все.
– Почему ты стала воровкой? – спросил он ее однажды ночью.
Вивьен округлила глаза. Она растянулась на софе, а Дэвид сидел на полу, опираясь спиной на софу и вытянув ноги к огню. Было уже поздно, холодно и шел дождь.
– Я хотела есть, а денег на еду не было. Зачем еще крадут?
– Некоторые делают это, потому что не хотят работать, – пожал плечами Дэвид.
– Некоторые, – согласилась она. – Но некоторые не хотят работать потому, что единственная работа, которую они могут получить, убьет их, а денег все равно не хватит, чтобы прокормить детей.
Дэвид чистил апельсин, разделяя его на дольки. Она клала их в рот, жмурясь от удовольствия. Дэвид купил целую корзину апельсинов, когда узнал, что она их никогда не пробовала. Он баловал ее, это доставляло ему огромное удовольствие.
– Сколько лет тебе было?
– Когда я начала воровать? – спросила она, слизывая с пальцев капли апельсинового сока.
– Да.
– Около десяти. После смерти мамы.
– Ты тогда жила на Сент-Джайлсе?
– Угу. Она была честная, моя мама. Работала так, что стирала пальцы до кости. Она была прачкой. Ее отец был фермером, не помню где, кажется, в Дербишире. Она поехала в Лондон за возлюбленным. Она говорила, что он был офицером. Его отослали, и он больше не вернулся. Я не помню его, хотя должна была видеть его и…
Неожиданно она остановилась и часто заморгала. Дэвиду было любопытно, что она хотела сказать.
– Твой отец?
– Он женился на ней, я знаю. Но не оставил ей денег. Ей пришлось искать квартиру, это было очень непросто с маленьким ребенком. Она так и не окрепла после этого и умерла. После ее смерти мне оставался только работный дом или что похуже. Я была маленькой плутовкой с быстрыми пальчиками и могла легко протискиваться через толпу. И мамаша Тейт взяла меня к себе. Она была скупщицей краденого и держала магазин. Продавала ленты и кружева, а я крала, чтобы она снова могла их продать. Она одевала меня в хорошенькие платьица, никому в голову не приходило меня подозревать. Я должна была изображать девочку из богатой семьи, которая потеряла няньку. Многие жалели меня и за руку водили в поисках няни. Когда они это делали, я легко могла вытащить носовой платок или кошелек. Мамаше Тейт это нравилось.
