class="p1">Я сжимаю и разжимаю пальцы на левой руке, но кольцо хранит молчание. Оно успокоилось, как только я ответила Паше отказом — странная штука. Если так пойдет и дальше, то мне придется звонить в сто двенадцать, чтобы от него избавиться.
Сознание прошивает внезапная догадка: а что если кольцо бережет меня для законного супруга и рано или поздно он явится, чтобы забрать свое? Надеюсь, что я ошибаюсь, но от мысли, что Роберт Стендброк старший каким-то образом проберется в мой мир, становится не по себе.
Сказать маме сейчас? Не поверит…
Я спускаюсь на пол и начинаю протирать пластинки от пыли, внимательно осматривая каждую. Ничего особенно — названия групп и исполнителей по большей части мне знакомы, да и граммофон я продала, а значит бояться нечего.
Уборка занимает около двух часов.
Я тщательно сортирую пластинки и отправляю коммерческое предложение покупателю прошлой партии, только на этот раз цена фиксированная и обсуждению не подлежит. На удивление, он сразу соглашается и спрашивает, когда и где можно забрать товар.
Я смотрю на часы — до приезда мамы мы точно не успеем, поэтому назначаю встречу на завтра.
Яша спускается на пол и, обнюхав пластинки, подходит к старой жестяной коробке из-под конфет, в которой мама хранит письма отца из армии. Ставит на нее лапу и начинает реветь, как старый трактор.
— А тебе не поздновато по кошкам гулять? — шучу я, но кот моего настроения не разделяет.
Хвост в нетерпении бьет по полу и я сдаюсь, так как открыть коробку по Яшиному требованию проще, чем потом неделю ходить с расцарапанными конечностями.
— Ну, ты доволен? Читать тоже сам будешь или тебе помочь? — я беру в руки первый конверт и достаю сложенный втрое листок. — Любимая моя, Анечка. Как ты уже поняла, по распределению нашу часть отправили служить в Екатеринбург. Город красивый, но холодный. Каждый день думаю о тебе. Прошел всего месяц, а кажется, что целая вечность. Скучаю и жду нашей встречи. Твой Антон. Ну, теперь ты доволен?
Я показываю Яше язык и складываю исписанные не самым красивым почерком листки в конверт.
Стоп…
Какой еще Антон!?
Снова разворачиваю письмо и пробегаю глазами по строчкам, потом беру в руки конверт и смотрю на имя отправителя — Шептунов А.И. Теперь Яша смотрит на меня в упор и кажется, что кошачья морда расплывается в улыбке.
Я беру следующий конверт и все, что лежат под ним. И ни один не принадлежит моему отцу. Но как же так? Я ведь помню историю их знакомства!
Ту, что мама мне рассказывала…
Щелкает замок на входной двери и я выбегаю в коридор с письмами в руках.
— Это чьи?
— Опять на антресоль лазала? — мать разувается и протягивает мне пакет из магазина. — Разбери, а я пока руки помою. Что на ужин?
Я молча иду на кухню. С ней главное — набраться терпения, ведь если мы поругаемся, я так ничего и не узнаю…
Мама садится за стол и просит передать ей хлеб.
— Как день? — спрашиваю из вежливости и мну в руках чужие письма.
— Устала, да по мне разве не видно? — мама кивает. — Чего ты с ними обнялась?
— Хочу знать, кто такой Антон. И почему он тебе из армии писал?
— С ума что ли сошла. Из армии мне только твой отец писал.
Я кладу перед ней конверт и письмо так, чтобы было видно имя отправителя.
— Что написано?
— Лиз, ты перегрелась или как? — мама хмурится и следом добавляет. — Это очередной розыгрыш, камеру куда спрятала?
— Мам, просто ответь на вопрос, чьи это письма?
— Я же сказала, отца твоего непутевого! Или ты читать разучилась? — она встает и ставит пустую тарелку в раковину. — Я купаться и спать. Не шуми.
— Мам, погоди! — я подрываюсь следом и буквально сую ей письма под нос. — Что написано?
— Бальменов Александр, — вздыхает она и включает в ванной свет. — Лиз, отстань, а… день и так тяжелый, еще ты со своими дурацкими вопросами.
Хлопает дверь и мамины вздохи заглушает шум льющейся воды.
Чертовщина какая-то…
Я возвращаюсь в спальню и вытряхиваю оставшееся содержимое банки. Здесь должна быть фотография, я точно помню — отец в военной форме с букетом гвоздик и молодая мама рядом. Меня не видно, но я уже там, у нее под сердцем.
Фото на месте, только не Александр Бальменов улыбается мне с чёрно-белого снимка и даже не Александр де Бальмен, а какой-то незнакомый мужчина. Я переворачиваю карточку и вижу памятную надпись: “Анюте от Антона, с любовью” и год.
— Это как? — смотрю на кота, кот смотрит на меня и кольцо на пальце теплеет, как живое.
Яша встает и трусит в зал. Я, не раздумывая, следую за ним. Он останавливается у старого серванта, а я не могу заставить себя открыть ящик с документами.
Потому что, если то, что я подозреваю, окажется правдой, я в большой… очень большой… беде!
Яшка запрыгивает на стол рядом и фыркает, будто насмехаясь надо мной.
— Лучше помолчи, — назад дороги нет.
Я достаю из ящика папку с документами и ищу свое свидетельство о рождении. Но вместо розовой бумаги с печатью органа ЗАГС нахожу пожелтевший от времени листок с гербом дома де Бальмен.
“Дорогая Элиза,
как жаль, что ты слишком мала, чтобы понять и принять то, что я был вынужден сделать ради твоего спасения. Я надеюсь, прочитав это письмо, ты найдешь в своем сердце место для прощения, как и твоя мать, ибо единственное, что ведет меня по выбранному пути — это любовь к вам обеим.
У меня мало времени, но я верю, что скоро это не будет иметь значения, потому что зло, что вонзило зубы в нашу семьи в попытке разорвать ее на части, будет побеждено. И ты вернешься к нам, целая и невредимая.
До этого момента, прошу, береги себя. Ведь мир, в котором ты живешь и который считаешь своим, на самом деле чужой. Как и женщина, что воспитывала тебя.
Мне пришлось изменить ее воспоминания. И в том нет ничьей вины, лишь стечение обстоятельств, ибо горе больше других эмоций подходит для адаптации переселенцев из нашего мира. Оно же служит щитом, но об этом тебе беспокоиться не стоит.
