о ней мало кто шнает почему- то. У меня вот в Ивановке- то вообще не шнали. Ну ты шутнярка, конечно. У наш таких очень любили в молодошти. А чего ш рукой у тебя- то? Вот вижу, что шидишь ты шпокойно, а она у тебя, как обмякла.
– Не поверите. Ударила молния, когда позавчера по лесу ходил.
– А чего- то и не поверю? Чего это тут такого? В мою деда, деда Славу, два раза молния попадала! Оба раза- живой остался. Вот он рашшкашивал. Штережет он коров- то, а в него бах! И он, и конь- оба живы. Только конь чернявый какой- то штал. А дед дерганный чутка. Хехехехе! А второй раз вот тоже в лешу. Он шел ш рыбалки, гриб увидел белый, шел его шорвать, а тут бабах! Ну он быштро очухался и думает себе- «Да что ж за твою мать! Убило бы хоть, а так лишь нервы трепит». Вот у него ш тех пор палец- то и не двигался. Подожди, а у тебя что- ж. Рука не двигаетшся теперь- то? Ты Никите Шоломоновичу показывался? Он- то вше вылечит, даже вот такое.
– Да, показывался. Он сказал, что внутренних и внешних повреждений нет, а рука онемела от шока какого- то или что- то вроде того. Сказал, что в течении нескольких дней восстановиться.
– Ох, чего ты шрашу не шкашал. Вштавай, пойдем. Нечего тут шидеть. Чем шкорее, тем лучше будет.
– Куда? Что?
– Так, пошли- приказным тоном сказала она и это подействовало.
Я как робот, получивший сильнейший заряд электричества поднялся с лавки и устремился за бабулей, которая развивала свою скорость просто в геометрической прогрессии. Для пущего усиления аэродинамических свойств тела, она даже сняла платок с головы. Волосы у нее действительно очень кудрявые. Это деревня бегунов что- ли? Причем, визуально это было скорее похоже на невероятно ускоренный шаг. Замедлились мы только возле кладбища, никогда еще не был там. Довольно обычное, для подобных краев, место. Только вот в отличии от всего, что я видел в своей поездке, здесь все было выполнено очень аккуратно. Чаще всего в разных поселках и деревнях кладбища представляли собой какое- то свое уютное, но такое разрозненное и хаотическое скопление надгробий. Здесь были дорожки и большие многолетние деревья, что придавало кладбищу некоторого шарма. Мы останавливались около каких- то могил. Бабушка Солка здоровалась с надгробными плитами и вела некое подобие диалогов, я такого видел только в фильмах. У нас в семье как- то стеснялись что- ли так делать, хотя и казалось, что это напрашивалось. Бабуля представляла меня каждому надгробию и рассказывала про мой недуг. Я здоровался, хотя мне и было слегка неуютно.
Затем мы, наконец, добрались до какой- то сторожки, внутри которой разгадывая сканворды сидела женщины приблизительно тех же лет, что и та, с которой я пришел, но ее волосы были прямыми и черными почти без следов седины. Началось какое- то подобие легкой перепалки. А учитывая, что одна собеседница нещадно шепелявила, а другая невероятно остро картавила- аудиальный ряд просто захватывал, пронося меня, в качестве слушателя, по самым настоящим горкам:
– Пгхивет, Солка. Как жизнь? Как огород? Как муженек?– сказала бабуля в сторожке.
– Тебе не хворать, Вер. Хорошо, муж – вот тоже хорошо, карашей вот чиштит. Думаю, может уху сегодня шделать.– задумчиво сказал бабушка Солка.
– Ну сделай. Ты его, небось, едой- то и удегхиваешь. Как с такой шепелявой только жить.
– Может и едой. А чего, он должен был ш такой каргой что- ли жить, которая «Р» не выговаривает? У меня- то хоть вше в шемье так говорят, никуда не деться. А у тебя ж только ты. Дура ты. Он шо мной тогда на танцах пошел, потому что ты ш Ванькой Радионовым- то обжималашь.
– Так я обжималась, чтобы его и пгхивлечь. Мы ж с тобой еще тогда говогхили, что мне он нгхавится, а ты всё равно.
– Это было уж шкока лет назад, так и «пгхивлекла» бы, чего ты. У тебя и швой муж давно ешть, чего ты заладила- то.
– Да- а- а- а. Ванька тоже хороший, жалко, что пил. Дугхак одним словом, хоть счастливый помегх. Слушай, я тебе сегодня петунию пгхинесу, молока мне сцедишь? Чай на лавке попьем?
– Попьем. Только я к тебе не ша этим пришла. Вот у меня тут товарищ ш немой рукой. У тебя машт- то та ошталашь?
– «Ошталааашь», конечно осталась. А это чей? Внук что- ли твой? Так ему же недавно вот только двенадцать исполнилось. Глянь какой стал. И волосы отгхастил. И чегхнявый какой- то стал.
– В глазах у тебя черняво штало. Это Вашиле, к Богдану Алексеевичу приехал. Его молнией шандарахнуло, рука- то вон и тю- ти, но Никита Шоломоновичшказал, что должно пройти.
– О, пгхям как деда твоего! Кстатати, знала я одного Василе…
– И я тоже шнала. Шлушай, так у тебя машь- то шейчаш? Поболтать- то мы ушпеем.
– Слушай, да. Вот пгхямо здесь. У меня нога сегодня отнималась. Похоже, на погоду. У тебя как?
– Та тоже нога ныла шегодня- то. Может дело к жаре идет.
– Во. Дехгжи, но только вегхни обязательно. Я может сегодня вообще без нее ходить не смогу
– Вше ты шагодишь, когда захочешь.
С этими словами бабушка Солка вышла из сторожки, взяла меня под руку и потащила к ближайшей скамье. Затем со словами- «Держи, внучечек. Растирай» она вручила мне какой- то тюбик без опознавательных знаков. Делать было нечего, да и хуже явно бы не стало. Меня одолевал интерес, поэтому я спросил:
– Это в сторожке была ваша подруга? Она тут сторожем работает?
– А. Да это Вера, мы ш ней давно шнаемшся, еще ш девичешства. Работает тут уж давно. Пришматривает за кладбищем.
– А от кого его тут сторожить?
– Не шнаю. Интерешный ты, правда на моего внучка похож. Кто тут прийти может, один Бог шнает. Может вообще крокодил забежить, а шторожа нет.
– Так она и не сделает ничего с крокодилом.
– Вера- то? Шделает- шделает. Еще как шделает! Не бойшся.
В этот момент мимо забора проходила Она в весеннем нежно- розовом платье с рюкзаком за спиной, держа в своих руках мольберт. Увидев меня, она поставила мольберт возле забора и направилась в мою сторону. Она поздоровалась с бабушкой Солкой и передала ей что- то со словами- «Вот, не забывайте поливать. Они очень к воде чувствительны. Надеюсь, что нога ваша прошла. Передавайте привет домашним. Можно я Василе у Вас
