убил Полину. Если бы ты слышала, какую истерику он устроил в день ее смерти. У него был мотив…
– Дурак! – Марьяна толкнула Стаса в грудь. Ее лицо покрылось бледными пятнами, в глазах с новой силой заискрила ненависть. – Стой тут и не лезь, – бросила она и поспешила в гараж.
Ее отец долго возмущался, но Марьяна каким-то непостижимым образом смогла его успокоить. Они тихо разговаривали о чем-то несколько минут, потом мужчина вышел из гаража, смерил Стаса презрительным взглядом, плюнул и направился к припаркованному поодаль «Рэндж Роверу» последней модели. Сел в машину и уехал.
Следом на улицу вышла Марьяна. Выражение ее лица не обещало ничего хорошего, точно так же не обещает ничего хорошего небо перед ураганом.
– Платов, если ты еще раз… – Она замолчала, сдерживая гнев. – Это мой отец, если ты вдруг забыл, и не смей… не смей…
– Мы ищем убийцу, – перебил ее Стас, подходя ближе. – Прости, но если им окажется твой отец, мне будет все равно, что вы родственники. Я отдам его Полине.
Он был уверен в том, что его версия имеет право на существование. Не такая уж она бредовая: десятилетний мальчик из ненависти и ревности убил свою четырнадцатилетнюю сестру – чем не мотив?
– Ты всегда такая скотина? – процедила Марьяна. – Иди и убедись, что ошибаешься. Папа показал, где хранятся вещи его сестры. Их бабушка собирала и перед смертью просила не выбрасывать. Правда, отец потребовал, чтобы я тебя ни к гаражу, ни к вещам, ни к себе не подпускала. Мне пришлось пообещать, что ты уйдешь и забудешь о Полине навсегда. Но папа все равно решил проверить тебя, а это уже плохо.
– Он не испытает восторга, – усмехнулся Стас, спрятав за усмешкой горечь. – Почему ты позволяешь ему так с собой обращаться?
Марьяна вскинула брови.
– Как обращаться? У нас все в порядке. Он любит меня.
– Его любовь похожа на пресс для металлолома.
– Не лезь не в свое дело, Платов! Я не спрашивала твоего мнения насчет своей жизни! – вспыхнула девушка.
Стас ничего не ответил и первым вошел в гараж.
* * *
На верстаке стояла картонная коробка, обвязанная бечевкой и обмотанная синей изолентой.
– Вот все, что осталось от тети, – сказала Марьяна и сдула с коробки пыль. – Как-то страшно открывать, – призналась она.
– Это просто вещи умершего человека. Что в них страшного? После нас тоже когда-то останутся только вещи. – Стас развязал некрепкий узел, убрал с коробки крышку и заглянул внутрь.
Сверху на грубой упаковочной бумаге лежали вязаные перчатки, розовые, с белыми полосками, совсем маленького размера.
– Можно? – спросил Стас у застывшей рядом Марьяны.
Та кивнула.
Хоть перчатки и пролежали больше тридцати лет, в них все равно ощущалась приятная мягкость шерсти. Стас отложил их на верстак. С громким хрустом развернул упаковочную бумагу, под которой обнаружил две книги.
Взял в руки первую, затертую, с отогнутыми краями. На мягкой потрескавшейся обложке был изображен мальчик в соломенной шляпе, а над ним крупными оранжевыми буквами значилось: Dandelion Wine by Ray Bradbury.
– Смотри-ка, «Вино из одуванчиков». Она читала Брэдбери в оригинале, – заметил Стас. – Затерла книгу до дыр.
Марьяна забрала у него книгу, провела ладонью по обложке, пролистала.
– Здесь вложен гербарий. – Девушка взяла пальцами за корешок красного осинового листа, покрутила и положила обратно, между страниц. – Как будто сердце, – задумчиво добавила она.
Вторая книга оказалась не столь зачитанной. Это был роман Достоевского «Преступление и наказание».
– Какие разные литературные интересы, – нахмурился Стас.
Он положил книгу рядом с перчатками и вернулся к содержимому коробки. Там лежала толстая тетрадь. На серой потускневшей обложке было написано от руки: «По русскому языку. Ученицы 5-го класса Леногорской специальной (коррекционной) общеобразовательной школы-интерната № 45 Михайловой Полины Павловны».
Стас переглянулся с Марьяной.
– А вот тут мы и сравним почерк.
Он достал записку Полины из кармана джинсов, развернул и положил ее на верстак. Потом раскрыл тетрадь наобум, где-то посередине, и бегло пробежал глазами начальные строки:
«Четвертое октября
Сочинение
Учитель – профессия вдохновения.
Каждый учитель достоин уважения, ведь его профессия – профессия вдохновения.
В нашем городе есть памятник учителю, в сквере на пересечении улиц Ломоносова и Пролетариата. Этот памятник впервые показал мне лучший друг, и теперь мы часто ходим туда.
Памятник построен в тысяча девятьсот восемьдесят первом году по проекту известного местного скульптора Вениамина Конореева. Когда я смотрю на этот памятник, то представляю свою любимую учительницу Альбину Викторовну Позднякову, она ведет у нас русский язык и литературу…»
Стас нахмурился, всмотрелся в записку, потом снова перевел взгляд на строки из тетради.
– Да, это ее почерк, – закивал он. – Смотри, Мари. Характерные завитушки на заглавных буквах. «П», «Л», «К»… а слово «Пролетариата» написано и в тетради, и в записке. Один в один практически. Видишь?
Марьяна вместо того, чтобы взглянуть в тетрадь, посмотрела Стасу в глаза.
– Я верю, что это она написала, Стас. У меня на заднице остались царапины от ее ногтей, ты их тоже видел.
Он нервно прокашлялся.
– Ладно, там еще кое-что осталось. – И вернулся к изучению содержимого коробки.
Вынул целлофановый пакетик с пуговицами разного цвета и разной формы: квадратной, круглой, в виде кристаллов и якорей. Там же лежали крючки, заклепки и набор для шитья: иглы в круглой пластмассовой упаковке, похожей на солнце, и нитки разных цветов.
Последней Стас достал резную лакированную шкатулку из темного дерева. Он уже представил, что там может быть: детские сокровища, вроде фантиков от конфет или камешков с реки. Но открыв крышку, он испытал шок и острое желание бросить шкатулку на пол.
Там, свернувшись клубком, лежала красно-оранжевая змея. Совсем небольшого размера. Кажется, полоз.
– Она мертвая? – выдохнула Марьяна.
– Конечно. – Стас осторожно поставил шкатулку на верстак. – Это что, была ее питомица?
Аделаида – это имя сразу всплыло в памяти.
Черт его дернул сунуть в шкатулку руку. Как только он коснулся кожи змеи, та издала шипящий звук, ее тело извернулось, голова приподнялась.
– Вот дьявол… – Стас отдернул руку и с испугу захлопнул крышку на шкатулке.
Марьяна вскрикнула и попятилась. Прямо в смотровую яму.
– Стой! – Стас подскочил к девушке, схватил за запястье и придержал. – Ты шею себе свернуть хочешь? Под ноги-то смотри.
Марьяна обернулась. И без того напуганная, она замерла в ужасе, оглядывая двухметровой глубины яму, похожую на специально вырытую аккуратную могилу.
– Пошли, все хорошо, – суховато успокоил девушку Стас и потянул к верстаку.
– Змея… живая, – замогильным голосом произнесла Марьяна. – Господи, она живая…
– Она пролежала в шкатулке тридцать
