мне, ее грудь внезапно поднимается и опускается быстрее, как будто ей становится тяжелее дышать. Мой член пульсирует, и я стону. Он такой твердый, что причиняет боль, желание горит во мне так же яростно, как лихорадка.
— Ноэль…
Она тяжело сглатывает, придвигаясь ближе к своей половине кровати.
— Просто дай мне минутку…
Она останавливается с другой стороны. Ее взгляд скользит по мне, и я вижу, как учащается ее дыхание, как мягко бьется пульс на горле. Медленно она начинает забираться на кровать, и желание захлестывает меня с головокружительной силой.
— Ноэль, пожалуйста…
Я не знаю, о чем я прошу ее, уйти и оставить меня наедине с моим позором или прикоснуться ко мне и дать мне то, в чем я так отчаянно нуждаюсь. Беспомощный стон вырывается из меня, когда ее пальцы касаются моей груди, кутаются в простыню, когда она откидывает ее, и мои глаза закрываются. Я чувствую себя униженным своей потребностью, беспомощным перед лицом этого, но никто так долго не прикасался ко мне. Даже больше, чем жажда освобождения, мое тело жаждет прикосновений. Для простого удовольствия от соприкосновения чужой кожи с моей.
Я помню, как она прикасалась ко мне, когда я сгорал в лихорадке. Ее руки касались моего лица, моих волос, моего тела, она кормила меня и меняла бинты, ее руки скользили по воде, которая казалась ледяной для моей разгоряченной кожи, когда она купала меня. Так много прикосновений, и все же я ничего по-настоящему не осознавал. У меня щемит грудь от горя при мысли, что я потерял шанс почувствовать, как она прикасается ко мне.
Она убирает простыню, и я напрягаюсь. Я чувствую на себе ее взгляд и отворачиваю голову, стыдясь того, как сильно я хочу, чтобы она прикоснулась ко мне. Как сильно я хочу, чтобы она сделала со мной что угодно, абсолютно все.
Я медленно открываю глаза и вижу, что она стоит на коленях рядом со мной. Ее руки на бедрах, простыня отброшена, мое тело обнажено для ее взгляда.
— Ты не должна смотреть на меня. — Я с трудом сглатываю. — Я не… я был…
— Я думаю, ты очень красивый. — Ее голос переходит в тихий шепот. — Я всегда так считала.
Медленно ее рука протягивается, касаясь моего бедра. Мой член дергается, пульсирует, предварительная сперма вытекает из кончика, и я стону.
— Ноэль…
— Шшш. — Ее рука нежно поглаживает мое бедро. — Тебе это нужно? Ты выглядишь так, будто тебе больно. Но я не хочу причинять тебе боль еще больше… — Ее зубы впиваются в нижнюю губу. — Я никогда ничего не…делала. Я даже никогда не видела… до тебя…
Чувство вины, которое терзает меня, непреодолимо. Ее глаза широко раскрыты и мягки, она смотрит на меня с тем, что, я знаю, является намеком на ее собственное желание и возбуждение, как будто я действительно кажусь ей красивым несмотря на то, что являюсь всего лишь тенью себя прежнего. Я вижу, как мое тело исхудало, истончилось, мышцы и фигура утрачены, так что во мне больше костей и впадин, чем чего-либо еще, но она назвала меня красивым. Я причинил ей боль. Она невинная девушка, которая до меня даже не видела голого мужчину, а я забрал это у нее силой. Я открыл ей глаза на то, что она должна была выбрать сама.
— Ты не обязана этого делать. — Мое горло сжимается и болит. — Ты не…
— Я знаю. — Она облизывает свои губы, мягкие, полные и розовые, и мой член снова дергается. Я беспомощно стону, все мое тело пульсирует от желания. Когда она протягивает руку, ее пальцы обхватывают мой член, звук, который исходит от меня, почти животный.
— О боже… о боже… — стону я, моя спина выгибается дугой, голова откидывается на подушки, руки бесполезно опущены по бокам. Все мое тело напрягается, когда ее рука сжимается вокруг моего ноющего члена, удовольствие от ее прикосновений не передать словами. — Потрясающе, блядь, ох…
— Я не знаю, как… — Она снова прикусывает губу, ее рука медленно опускается к основанию моего члена, упирается в мои полные и ноющие яйца и возвращается обратно. Ее пальцы касаются головки, и я издаю сдавленный стон. — Я причиняю тебе боль?
— О боже. Нет. — Я почти улыбаюсь сквозь очередной стон, когда ее пальцы дразнят головку моего члена, поглаживая и прикасаясь к чувствительной влажной плоти под ней. — Боже, Ноэль, это так чертовски приятно…
Я едва могу говорить, слова вырываются сдавленными толчками, когда я снова стону. Удовольствие захлестывает меня, напрягая каждый мускул в моем теле, и это причиняет боль, но не настолько, чтобы пробиться сквозь экстаз от прикосновения ее руки ко мне. Я никогда в жизни не думал, что простая неопытная мастурбация может быть такой приятной. И все же, в этот момент я бы не променял руку Ноэль на своем члене даже на то, чтобы вернуться в ту комнату со связанными, позирующими женщинами на вечеринке Кайто.
К моему внезапному стыду, я не уверен, что променял бы ее даже на Анастасию.
Мои глаза горят при этой мысли, горе на мгновение сменяет удовольствие. Я никогда не желал никого другого с тех пор, как потерял ее, и все же, именно в эту секунду я не хочу никого и ничего другого. Ноэль выглядит красивее, чем все, что я могу вспомнить. На ней мятые пижамные штаны и майка, волосы растрепаны на макушке, зубы впились в нижнюю губу, как будто она на чем-то сосредоточена. Пока я не могу вспомнить ничего более красивого. Ее глаза широко раскрыты и устремлены на мой член, в то время как ее нежная рука поглаживает меня, теперь немного увереннее, и я до самой глубины души желаю, чтобы этот момент никогда не заканчивался.
Я думал, что попал в ад, но каким-то образом проснулся на небесах.
Я должен сказать ей, чтобы она прекратила. К горю присоединяется чувство вины, оттесняя часть неописуемого удовольствия. Это похоже на предательство Анастасии, моей любви к ней, и все же… Она в Бостоне, с Лиамом. Наверное, принимает его член в себя каждую ночь. Она не думает обо мне. Так почему я все еще думаю о ней?
Я не должен позволять Ноэль делать это. Я не должен лишать ее невинности еще больше, даже если она предлагает, делает это добровольно, и все же…
Красивые вещи не предназначены для использования.
Но я не использую ее. Ее рука снова гладит мой член, вызывая во мне еще одну дрожь удовольствия, и мысль приходит ко мне ясная, как день. В данный момент я не мог заставить ее что-либо сделать, слишком слаб и беспомощен, чтобы заставить ее прикоснуться ко мне, и все же она все равно решила это сделать.
Я старался не прикасаться к своим питомцам. Я не подвергал