пятиэтажное жёлтое здание.
– Ну вижу.
– Его старый адрес – Тёплый переулок, восемь. В пятидесятые годы его не снесли, как ваш дом, когда строили проспект. На чердаке этого дома есть тайник, оставленный моей бабушкой.
– Ох, и сочинительница ты, Машка! Тебе детективы надо писать.
Перегнувшись к Машиному сиденью, Сергей неловко обнял девушку. И зачем серьёзными разговорами её мучаю, подумал он. Держать в руках любимую – разве это не счастье? А ему, зануде, надо везде галочки поставить, ответы на все вопросы получить.
– Серёжа, писательницей становиться не хочу. Мне петь нравится.
– Да всё я понимаю! Талант твой тебе покоя не даст. Что ты сейчас проходишь со своей тётенькой из консерватории?
– Арию Снегурочки, где она тает и поёт: что со мной, блаженство или смерть? Какой восторг, какая чувств истома… О мать Весна, благодарю за радость, за сладкий дар любви.
– Спой это, а не рассказывай. Я от твоего пения в транс впадаю.
Он уговорил её, и Маша спела, впервые глядя Сергею прямо в глаза. У него мурашки побежали по коже от этого негромкого пения, и он растроганно признался, когда она закончила:
– Я сам растаял… Ты станешь большой певицей. Ну к чему тебе этот ресторан, пьяные рожи, которые за тобой увиваются? – ревность давно не давала ему покоя. – Увольняйся, я буду тебя поддерживать.
– Содержанкой хочешь сделать?
– Женой.
Он забыл, что у него уже есть и жена, и дочка. Маша тоже не стала ему об этом напоминать, выслушала предложение благосклонно. Они даже поговорили о будущих детях. Лишь одна запинка случилась – когда прозвучала неожиданная Машина оговорка: «Ничего такого не будет. Никогда».
Сергей не успел переспросить, потому что его испугало видение: плоть на половине лица девушки словно отвалилась, обнажив кости черепа. Господи, моргнул он, чего только не привидится дождливым вечером в полутёмной машине.
– Я хочу туда зайти, – Маша кивнула на дом.
– Давай, – охотно согласился Сергей, окончательно стряхивая наваждение. – Посмотрим, где твои предки жили.
Не раскрывая зонтика, они подбежали к козырьку подъезда. Домофон был сломан, и ничто не помешало войти вовнутрь.
– Всё старое, только перекрасили, – стряхивая капли со лба, Маша любовно посмотрела на литую решетку, погладила перила и пошла наверх по лестнице, словно не раз поднималась по этим ступенькам – мимо высоких трёхстворчатых окон в пролётах, мимо неодинаковых дверей.
На последнем этаже они постояли перед величественной металлической дверью.
– Хочешь позвонить? – спросил Сергей.
– Нет. Зачем? – Маша смотрела теперь ещё выше, на тёмную лестницу, которая вела к железной двери с не защёлкнутым навесным замком.
Сергею совсем не хотелось лезть на грязный и, возможно, освоенный бомжами чердак, но ещё больше он не хотел выказать свой страх. Забравшись под крышу, они осторожно пошли по битому стеклу и рваным тряпкам, освещая путь мобильниками.
– Вторая от входа, – сказала Маша, подойдя к печному стояку. В темноте эти стояки, уже которое десятилетие не дающие никому тепла, были похожи на колонны.
Маша вынула кирпич из кладки.
– А ты не верил, – и протянула Сергею небольшой сверток.
Они развернули промасленную бумагу.
– Ну и дела! Даже надпись имеется дарственная… Прямо как в приключенческом романе. Внучка находит тайник, о котором прочитала в детском дневнике бабушки, – возбуждённо прошептал Сергей.
Маша усмехнулась.
– Ну вот ты и развеселился… Не говори больше о чёрных дырах в своей душе, мальчик. Что ты в них понимаешь? Тебе просто было обидно из-за того, что не все твои желания исполняются.
Сергей поперхнулся от неожиданной метаморфозы, случившейся с Машей. Она стояла над ним – властная, зрелая, лишь отдалённо похожая на ту юную девушку, которой он недавно собирался покровительствовать. Это и есть её сущность, подсказало что-то ему. Наконец-то раскрылось.
– Такой тобой я восхищаюсь ещё больше. Ты моя настоящая любовь.
– Нет, – отрезала Маша. – Твоя настоящая любовь на меня совсем непохожа. Она маленькая, полногрудая, с веснушками и заплаканными глазами. Ты просто забыл… Ну что, пойдём? – скорее приказала, чем предложила она.
Сергей потом этот обратный проход по чердаку прокручивал в памяти десятки раз, как видеофайл, особенно проверяя момент, когда они начали спускаться. Он растерянно пошёл первым, она – за ним, ведь он слышал шаги за своей спиной. Показалось ему, что шаги стали удаляться, или это он позже придумал? Одно оставалось несомненным: когда он обернулся: «здесь чёрт голову сломит!» – Маши рядом уже не было.
Сергей обошёл чердак, умоляя её прекратить дурацкие шутки. Он обнаружил запертые выходы в другие подъезды. Потом он догадался позвонить Маше, и радостно бросился в чёрный закуток, откуда понеслась мелодия её мобильника – танец Феи Драже из «Щелкунчика». Но музыка смолкла.
Он набрал номер снова – танец зазвучал из другого угла. Сергей направился туда, бросился за печной стояк, куда переместилась мелодия. Под ногами испуганно запищали – он едва не наступил на крысиное гнездо. Мобильника на полу не оказалось, но зато лежал свёрток из тайника…
Сергей вышел из подъезда через час, а может, и два. Посидел в машине, глядя на нарисованное Машей сердечко и задумчиво вертя в руках сверток, и вскоре ему пришла в голову счастливая мысль, что Маша ждёт его в бабушкиной квартире. Он помчался туда, но квартира оказалась пустой. Маша совсем исчезла.
10.
Семнадцать часов на поезде, три на автобусе – наконец он приехал в этот северный городок. Справочно-адресное бюро располагалось в одном здании с почтой. Дожидаясь ответа на свой запрос, он слушал, как незнакомая девочка диктует отцу:
– … дис-тан-ционная, с двумя «н»… олимпиада по математике.
– Да знаю я, как слово пишется, – пробормотал мужчина. Он надписывал заказное письмо с работой дочери.
– Ну, конечно, – с ласковой иронией заметила она, и Сергей подумал, что девочка всего лет на шесть постарше его Даниэлы.
Наконец на фоне полок с папками снова возникла строгая, в бифокальных очках, работница бюро. Сергей ожидал увидеть в её руках листочек, но руки женщины были пусты. Она не обнаружила в списках никакой Марии Витальевны Грошуниной. И вообще, люди с такой фамилией в этом городе никогда не жили. Сергей не был удивлен или даже расстроен этой новостью. Наплевать, поймал он себя на мысли. Пусть всё летит в огнедышащую воронку, если уж таковая образовалась.
Он вышел из бюро и вскоре устроился в убогом номере единственной городской гостиницы – двухэтажной, похожей на частный дом с неухоженным палисадником.
– Я говорила, что она аферистка! – позвонила мать. – Я только что узнала – все деньги в банке на её имя оставлены. Вот погоди, она явится с завещанием на
