- Не знаю. Заедь, посмотри, - ровно отвечает Славик, но эти интонации стали в его голосе подбросили меня на диване.
- Да меня и здесь неплохо кормят, - затягивается кальяном Рома. - Уже вторую кафешку открываю. На дядю не тянет до пенсии работать.
Глядя в свою тарелку, сжимаю пальцами коленку Орлова. Подняв глаза, впервые за этот час подаю голос:
- За такие бонусы можно и на дядю работать. Тем более, когда ты компьютерный гений и прирожденный лидер. Дяди таких любят и ценят. Ты даже не представляешь - как.
Рома усмехается, а я очень медленно и вкрадчиво показываю ему средний палец.
- Блин, полегче… - бормочет Орлов и тянет меня на себя. - Топор дать?
- Лопату.
- Где ты ее нашел? - ржет именинник, разряжая обстановку.
- Потом расскажу, - бросает его кузен.
- Пошли танцевать, - хватает меня за локоть.
Глава 37. Славик
- Кто такой этот Рома? - приезжает мне вопрос, заданный уютным, тихим и усталым голосом.
Настолько уютным и тихим в общей уютной тишине салона моей машины, что моё собственное расслабление достигает пика.
Смотрю на дорогу и отвечаю не задумываясь:
- Мудила хитрожопый.
С Романом Головиным у нас давняя история. Такая блять, что не помнишь когда именно она началась. Он яйцами со мной мериться начал еще в детском саду, видимо, это вошло в привычку, раз продолжается до сих пор. Он неплохо преуспел в жизни, но все такой же дятел, как и раньше.
Глубоко вдохнув прохладный летний воздух, рулю одной рукой, плавно входя в режим полной экономии энергии. Воздух рвётся в салон через опущённое стекло, не напрягая сквозняком и прочим дискомфортом, потому что я тащусь по центральному городскому проспекту как чувак, амнезированный на четвёртую передачу.
Повернув голову, смотрю на Алю.
Усевшись боком на сиденье и подтянув к груди ноги, наблюдает за мной, как немигающая фотокамера. В руке бумажный стаканчик с кофе из круглосуточного общепита. У меня такой же. Отпивает, завернутая в мою древнюю клетчатую рубашку, которая велика ей настолько, что мои плечи скатились ей на локти. С учетом того, что рубашке лет пять, не меньше, я не сильно раскачался за последние годы. Просто Алевтина тонкая и хрупкая во всех местах. Млин. И узкая, ага.
Черт...
Завязывай, Орлов.
Она явно подсдулась.
Ее босоножки валяются на коврике, волосы волнистые и знатно поистрепались к полуночи, но она… блин, она нереально нежная и милая прямо сейчас. Особенно с этим бомбезным макияжем и потяжелевшими сонными веками.
- Я так и подумала, - произносит, и я кожей чувствую, как её глаза касаются меня всюду, где можно коснуться.
Задумчивая и немногословная. Такая, какой я привык видеть ее с тех пор, как она объявилась на пороге моего кабинета полгода назад. Вся такая рыжая, перепуганная, но до фига деловая.
Сейчас она выглядит, как маленькая и просто офигеть какая хрупкая потеряшка. Будто не она полчаса назад творила весь тот отрывной пиздец в “Кислоте”: разбрасывалась средними пальцами, игнорила охреневшую от ее прикидка публику и висла на мне, как пришитая, пока танцевали слащавый медляк на забитом танцполе.
- Кто такая Кира? - спрашивает всё также уютно и тихо.
- Без понятия, - вперив глаза в расчерченный белыми полосами асфальт, даю поворотник.
Стопроцентное «покер-фейс».
- У вас что-то было? - продолжает сонный допрос, глядя мне в лицо, а потом на стакан в своих руках.
- Первый раз ее видел, - отвечаю спокойно.
Первый раз за пару месяцев. Омерзительное чувство мудозвонства посещает внезапно. Кира бывала здесь. На заднем сидении. Прямо сейчас я решаю похоронить эту инфу в своей памяти навечно, иначе придется всерьез менять тачку. Особенно если об этом узнает моя женщина. Сейчас здесь пахнет Алевтиной. Её духами и её волосами. Даже, блин, при открытом окне, я чувствую её всюду.
Протянув руку, кладу на острую бледную коленку. Здесь у неё, блин, есть веснушки. Их мало, но они есть. Обнаружил вчера на речке. Моя рука на фоне её кожи выглядит варварской похотливой лапой. Очевидно, так думаю я один, потому что прохладная ладонь, звеня металлическими браслетами, накрывает мою руку и гладит, обводя пальцем суставы и вены.
Так охерительно приятно.
Блять…
Сегодня я понял, что ради нее готов втащить любому косо посмотревшему. Я думал, что новое тысячелетие за окном давно наступило, но, видать, не в этом городе.
- Аль? - зову туповато осипшим голосом.
Перебирает мои пальцы, задумчиво глядя в лобовое стекло.
- Ммм? - тянет, снова глядя на меня.
- О чём думаешь? - спрашиваю, сам осознавая всю тупость вопроса.
- У меня сегодня дома никого, пойдём ко мне? - шепчет, поднося наши руки к своим губам.
Отгибаю большой палец и очерчиваю их контур. Расслабляет губы и целует его, прикрыв глаза.
Черт.
Я понимаю, что наша игра в семнадцатилетних “мальчиков” и “девочек” затянулась. Мы опоздали на хренову тучу лет. И она тоже это понимает.
До хрена вопросов, и ни хрена ответов.
Мой внезапный отпуск может закончится преждевременно. Всё к тому, сука, идёт. У работы «на дядю» есть свои недостатки: как только твоя эффективность падает, тебе дают пинка под зад. Мне нужно возвращаться.
А нам нужно решить.
Че дальше?
Перепрыгнуть из псевдо-пубертатности в совместное проживание?
Я. Она. Тоня. Мы.
Семья.
Я готов? Да хрен его знает! А она?
Второго шанса у нас не будет.
Пфффф...
Откинув голову на спинку кресла, подыгрываю:
- Круто, малыш. Только предков предупрежу, окей?
- Угу, - бормочет, рассматривая наши сцеплённые в замок руки. - Что тебе Лиза сказала?
Стискиваю руль одной рукой, глядя строго перед собой.
Скажет такое ещё раз, очень огорчится. Раз в пятьдесят сильнее, чем сегодня. Глаза мне решила открыть. На то, что у Алевтины ребенок есть школьного возраста. А то я, блять, не знаю. Будто она это когда-нибудь скрывала.
- Фигню смолола. Как обычно.
- Ты разозлился… - всё также тихо и с каким-то надломом. - Она про меня говорила? Про меня и про Тоню?
