она перенесла лишений, обид и оскорблений, немало было поднято ею добровольных подвигов самоотречения. Один раз в пути она была ушиблена лошадью; другой раз обожгла спину. К старости от холода и долгого молитвенного стояния ноги ее стали очень больны, опухли и почернели; незадолго же до смерти некоторые из пальцев на ногах отпали. Но она все терпела. Так же безропотно она перенесла тяжелую предсмертную болезнь.
Пред смертью она неоднократно исповедывалась и приобщалась Св. Христовых Таин; со всеми простилась; все свое убогое имущество велела поделить между сестрами и тихо почила на 61 году жизни, 24 октября 1890 г.
Она была погребена близ алтаря, с юго-восточной части Покровского храма.
Под сороковой день после своей смерти блаженная Евдокия явилась во сне одной монахине и сказала: что она обрела милость у Господа. Вся она была дивно прекрасна, и лицо ее сияло неземной радостью. Когда же монахиня попросила ее молитв, блаженная сказала: «За то, что вы поступили после моей смерти по-матерински; то и я не оставлю вас. И прибавила: только и сама постарайся подвизаться. В церкви всегда стой со страхом, помни, что это дом Божий; да и ночью встань да помолись»!
БЛАЖЕННАЯ СТАРИЦА ЕВФР0СИНИЯ, КНЯЖНА БЯЗЕМСКАЯ, ФРЕЙЛИНА ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ II
Третьего июля 1855 года в селе Колюпанове, Алексинского уезда, Тульской губернии, в доме помещицы Натальи Алексеевны Протопоповой скончалась «неизвестная старица, блаженная Евфросиния Григорьевна», как значится в метрической книге Казанской церкви названного села. Полная трудов и лишений подвижническая жизнь почившей, ее самоотверженная любовь к Богу и ближним, ее богатые духовные дарования, которые она снискала себе у Подателя всяческих благ своей неустанной молитвой, строгим воздержанием и неусыпным бдением: дар прозорливости и исцелений — все это еще при ее жизни укрепило за ней в народной вере имя «святого человека».
О годах детства, отрочества и ранней юности блаженной старицы Евфросинии почти ничего не известно. Она родилась приблизительно в 1758 или 1759 г.
Что же касается родителей старицы, то сама блаженная от некоторых не скрывала, что она «знатного происхождения», а среди людей, близко ее знавших, настойчиво говорили о ее происхождении из рода князей Вяземских.
Известно, что при святом крещении она получила имя не Евфросинии, а Евдокии, но это обстоятельство старицей тщательно скрывалось и обнаружилось лишь случайно.
Образование свое блаженная получила в Петербурге в Смольном институте и принадлежала к его первому выпуску. По окончании института блаженная была фрейлиной при дворе императрицы Екатерины II, которая часто, как рассказывала старица, в минуты грусти проводила с ней время в присутствии Александра Львовича Нарышкина. Очевидно, старица Евфросиния была интересной собеседницей для императрицы.
Из тогдашнего высшего столичного общества блаженная была хорошо знакома с семьей знаменитого Суворова, с семейством известного в свое время князя Юрия Владимировича Долгорукова, с дочерью которого Варварой Юрьевной была дружна; знакома была с княгиней Вяземской — женой калужского губернского предводителя дворянства, и с Екатериной Григорьевной Болтиной, впоследствии тайно навещавшей ее в Серпухове.
Как долго вращалась она в этом шумном блестящем кругу, к сожалению, не известно. Известно лишь, что в самую цветущую пору своей жизни она вместе с двумя другими фрейлинами, Марфой Яковлевной Сониной и девицей Содомией, под влиянием каких-то особых сокровенных обстоятельств решила тайно покинуть дворец и взять на себя тяжелый крест подвижничества. Решение было принято твердо, бесповоротно. Оставалось только выбрать удобный момент для его осуществления.
И вот, воспользовавшись пребыванием двора в Царском Селе, в один из летних дней эти три фрейлины, оставив свои платья на берегу одного из больших царскосельских прудов, чтобы этим самым дать повод думать, что они, купаясь, утонули, и таким образом скрыть свои следы, переодеваются в костюмы крестьянок и отправляются странствовать.
За время этого странствования блаженная старица Евфросиния побывала в нескольких монастырях, где несла разного рода послушания. Так провела блаженная целый ряд лет. Постоянным трудом, всякого рода лишениями, неустанной борьбой со слабостями человеческой природы, распиная свою плоть, возводила она бессмертный дух свой, пламеневший любовью к Небесному Жениху Христу, от силы в силу, от совершенства к совершенству, пока он, достигнув высоты бесстрастия, не почувствовал себя совершенным владыкой плоти. Тогда старица, находя себя уже достаточно подготовленной к высокому молитвенному подвигу, идет в Москву к митрополиту Платону, открывает пред ним сокровенные тайники своей чистой души и просит помочь укрыться от преследований мира под покровом всегдашней неизвестности. Мудрый архипастырь, предварительно убедившись в искренности ее желания, чистоте намерений и непоколебимой твердости решения, отправляет ее с собственноручным письмом, напутствованным благословением и наставлением под вымышленным именем «дуры Евфросинии» в преобразованный им в 1806 г. из мужского в женский Серпуховской Владычный монастырь.
Здесь, принятая игуменьей по письму митрополита очень милостиво, блаженная вручила ей и свой вид, в котором она значилась дочерью сенатора. Так водворилась старица Евфросиния в Серпуховском Владычном монастыре, где и начала она свой великий подвиг юродства Христа ради, который продолжала до самой блаженной кончины своей.
Поселившись сначала в самом монастыре в особой уединенной келлии, блаженная старица после целого ряда выпавших ей на долю и перенесенных с глубоким, истинно христианским смирением и терпением тяжелых искушений была вынуждена покинуть монастырь и поселиться вне его — в расстоянии 100 саженей от монастырской ограды в тесной избушке. В этой убогой келлии блаженная Евфросиния с еще большим рвением стала предаваться избранному ей роду подвижничества.
Однажды у нее в келлии случился пожар: кто-то из озорников в окно бросил пук соломы с огнем, и келлия загорелась. Старица так обожглась, что шесть недель после этого лежала без движения и всякого призрения; ворон, которого она кормила, когда была здорова, не оставлял ее: он приносил ей пищу и питие и влагал ей в уста.
Свою убогую келлию юродивая никогда не чистила. Пол был завален остатками пищи животных, которые здесь же, в келлии, и кормились в особом, стоявшем на полу, корытце. Когда наступало время кормить животных, блаженная подходила к корытцу и стучала по нему палкой. Тогда ее любимые кошечки и собачки, слыша знакомый звук и отлично его понимая, в одну минуту собирались около корытца, и старица кормила их, ласково приговаривая: «Кушайте, кушайте, дорогие мои!»
Воздух в келлии был страшно тяжелый. Обыкновенному человеку было трудно дышать в этом помещении, которое, кстати сказать, в жару топилось, а зимой почти нет.
Как-то, часто наезжавшая к старице из Москвы игумения Евгения Озерова, сказала ей:
