пока было можно. Женщины сидели чуть в стороне, чтобы нас случайно не коснулись чужие мужья. За всеми присматривал староста. А вот Радима и Яра до сих пор не было, а я ведь так старалась и напекла лепешек из рыбной муки. Соответственно, у меня не было аппетита и настроения, но я учавствовала в обсуждении.
А потом... ощущение тяжести и удушья пропали. Моя сила встрепенулась, будто ей дали воздух. А вокруг оживились односельчане. Они закрутили головой и начали тереть плечи и шею.
— Чернушку заблокировали, — вздохнула я и бросилась на крыльцо, встречать мужа и брата.
Радим почти нес Ярослава на себе. Яр едва волочил ноги, но даже в темноте я видела его улыбку. Издалека поняла что ему нужна помощь, поэтому позвала мужчин. Радим тоже выглядел бледным и изможденным. Поэтому не стала к нему лезть, пока он не отдохнет. Усадила мужа за стол, сунула ложку в руку, пододвинула тарелку, заставила проглотить первые две порции, а потом он сам стал справляться. Побежала к лежанке брата. Тот нежить из навьего мира напоминал. Стала заставлять его глотать еду. Похлебка получилась наваристая, жирная, мясная и сытная. Съев тарелку за целый час, он выключился, но все время повтопял:
— У меня получилось, Славка. Получилось, Слав...
Когда я справилась со всем, внизу уже был прибран стол и мужчины собирались спать. Они проводили меня взглядами из терема. На крыльце дома "для баб" я замерла, вглядываясь в темное, морозное небо со звездами. Дышалось легко, но морозец покусывал щеки. Сейчас мне хотелось тишины. За эти несколько дней хаоса и разговоров я отучилась молчать и слушать тишину.
Внезапно, за спиной появилась огромная теплая фигура. Радим подошел слишком близко, упираясь мне в спину и если бы не темнота, нас бы за это пожурили старшие. Но сейчас... я оперлась на его грудь и не сводила взгляда со звезд. Его огромные руки обернули меня объятиями и спрятали в коконе тепла.
Тишина. Светят звезды. Гуляет тихий ветер. Наши такие необычные и спокойные объятия. Умиротворение и гордость заполняли меня. Мне впервые было хорошо рядом с мужчиной и при этом он ничего фактически не делал. Просто дышал мне в макушку и тоже смотрел на звезды.
— Кажется, они сверкают, — прошептал он и зарылся носом мне в шею. — Никогда такого не видел.
Его сила ластилась ко мне. А я сильнее прижималась к нему.
— Хочу родить сына от тебя, — тихо выдала я и сама удивилась своему признанию.
В темноте не было видно, как я покраснела, но в ответ услышала довольный смешок возле ушка.
— Я запомню, — потерся он носом о мою щеку. — Дашь мне сил, Веда? — лукавый хриплый голос нервировал мое нутро.
— Бери, сколько нужно, колдун, — несмело ответила я.
Не знаю почему, но мне было стыдно от этих слов. Вспомнилось, как я обессиленная повисла на муже почти при всей деревне. Но сейчас...
В темноте наши губы встретились в легком прикосновении. Мороз не позволит нам горячо погрузиться в нашу близость, поэтому лишь это невесомое действие позволительно. Но все равно, это слишком интимно и волнительно.
Сейчас сердечко выскочит.
Отстранившись, мужчина вложил мне в руку небольшой нож.
— Спрячь. Постоянно носи с собой, — предупредил он, прежде чем за нашей спиной скрипнула дверь и на пороге появилась Зоря.
— Ой, а вы...
Радима рядом уже не было. Он скрылся в тени, как зеленый парнишка. И почему-то это было еще романтичнее, будто мы от родителей прячемся.
Близняшка смотрела на мое красное лицо и дрожащие руки. Завидев нож, она охнула.
— Кому-то цветы дарят и украшения, а мне нож достался, — засмущалась я и спрятала подарок в сапог.
— Значит, вас хотят защитить, — краснея, прошептала девица. — Многим даже цветы не дарят, — фыркнула девица, — а на вас дорогую сталь потратили и кузнецу заплатили.
Смеясь мы вошли в дом.
28
Утром было много дел. Надо было отгородить место для смотрящих за больными, соорудить маленькие переносные ящики — столики, а для шаманских дел мне нужен был высокий крепкий лежак. Мужчины бегали по домам в округе и сносили все что можно в наши терема. Староста указал на пару завалившихся хибарок и разрешил брать от туда поленья на растопку "все равно сгниет". Радим ушел к месту чернушки и пропал на целое утро, вернулся в обед с парой зайцев в руках и пошел их свеживать.
— Ему дичь, будто сама в руки идет, — услышала я пересуд двух мужчин, что с утра дрова таскали и рубили. — Колдовское слово сильное. Вон, и баба у него, ведьма. Все ее к больным тянет.
— Хотите, с ведьмой поближе познакомиться? — показалась перед мужчинами во всей своей красе. — Не боитесь козлятами стать и по весне начать траву жевать?
Замолчали. Отвернулись, будто меня здесь и не было.
Обо мне пусть говорят, но своего мужа в обиду не дам. Мой он! И только мне позволено браниться и любиться с ним.
Вечером начался снегопад. Все дела были поделаны. Молодняк отправили в Кондрашовку. С нами остался староста и Радим с Яром. Ярослав все еще не мог встать с постели и находился на моем попечении, а Радим не хотел меня одну бросать. Он весь день старался находиться где-то рядом: то на кухню раз двадцать заглянет — увидит меня и девочек, уйдет. На улицу выходила и он опять рядом, как тень моя, которая подойти не смеет, но о себе напоминает. За этим наблюдал староста. Поначалу он улыбался и бурчал что-то веселое себе под нос, но под вечер разогнал молодняк и нам досталось.
— Молодым плохой пример даете, — в закутке отчитал нас мужчина. — Что ты как пес за сучкой бегаешь? А ты чего этому потворствуешь? — он покачал головой, но тут же наткнулся на наши пальцы переплетенные. — Кому я говорю? Горячесть свою от людей храните, а то злые глаза тепло забрать могут, а злые языки — змеями для вас станут.
Он как отец наш, поэтому ни Радим, ни я ничего ему не ответили. Стояли, головы склонив и за руки держались. Будто, если мы друг друга отпустим случится что-то страшное.
— Сегодня последняя ночь, — выдохнул Кондратий и посмотрел в глаза Радима. — Неизвестно когда потом свидетесь, а тебя
