этот человек.
— Насколько плоха китайская еда внизу? — спросил я, листая один из ее зашифрованных блокнотов.
— Очень. Но бывает и хуже, — сказала она, хватая горсть бюстгальтеров из своего комода.
— Они тебе не понадобятся, — сказал я, кивая на ее руку, — я пойду возьму немного еды. Не то чтобы твой подгоревший тост не был вкусным, куколка, но мне нужна настоящая еда.
— Ха-ха, — сказала она, беря лифчики и запихивая их в свою сумку, несмотря на то, что я не собирался позволять ей их носить, — что? Ты даже не собираешься спросить меня, чего я хочу? — спросила она, звуча искренне раздраженной этой идеей, когда я стоял в дверях.
— Подумал, что у меня будет достаточно еды, чтобы поделиться.
— Что, если мне не понравится то, что ты закажешь? — спросила она, уперев руки в бока.
— Мы серьезно спорим о гребаной китайской еде?
— Проблема скорее в твоём самоуправстве.
Она могла спорить, о чем угодно. Горячо. Я знал, что если не сдамся, то мы пройдем пару раундов. Без всякой гребаной причины. Именно такой она и была. И если бы это не было так чертовски горячо, я бы, наверное, счел это раздражающим. —Хорошо, куколка. Что ты хочешь съесть?
При этих словах она опустила руки с бедер и пожала плечами. — Я съем все, что угодно.
Это было так нелепо и неожиданно, что я поймал себя на том, что запрокидываю голову и смеюсь. — Ты, блядь, серьезно? — спросил я через смех, — ты злишься на меня за то, что я не спрашиваю тебя, чего ты хочешь, когда тебе плевать, что я закажу?
— Как я уже говорила… это дело принципа.
Иисус Христос.
Она была гребаным психом.
Но я спустился по пожарной лестнице, улыбаясь.
Я наблюдал, как люди за прилавком складывали в коричневый пакет соевый соус и горчицу, когда зазвонил мой сотовый. Этот звук сразу же наполнил меня ужасом. У меня не было другой работы. И хотя не было ничего необычного в том, чтобы получить звонок по поводу новой, они обычно начинали с предварительного сообщения с паролем, чтобы они знали, что это действительно я, прежде чем дозвониться до меня.
Я потянулся к нему и нажал кнопку вызова.
— Да.
— Брейкер, — скользкий голос Лекса донесся до моего уха и подтвердил бурлящее чувство в моем животе.
— Лекс, — ответил я скучающим голосом, хотя кровь стучала у меня в ушах.
— Как держится моя девочка?
Блядь. Это была зыбкая почва. Был шанс, что за мной наблюдали, что бы я не солгал. Но также нехорошо выглядело и то, что я расхаживал рядом с ней без наручников и выглядел ничуть не взволнованным. Черт возьми, когда мы ушли от меня, она выглядела только что оттраханной и довольной.
— Заноза в моей заднице. Потребовала, чтобы я отвез ее домой, чтобы она переоделась.
— Мне нравятся девушки с характером, — заметил он, заставив мои губы скривиться. Ему нравились девушки с характером, потому что ему нравилось ломать их. Больной ублюдок.
— Зачем ты звонишь Лекс? — спросил я, протягивая наличные девушке с едой.
— Присматриваю за своими инвестициями.
— Инвестициями? — повторил я, беря пакет с едой и направляясь к двери, выходя на тротуар.
— Да. У меня есть на нее планы.
— Хватит с меня этого гребаного дерьма, чувак. Чего ты хочешь?
— Мне нужно, чтобы ты привел мисс Миллер завтра ко мне в офис.
Дерьмо.
— В какой офис? — спросил я, зная, что это сильно повлияет на судьбу Алекс.
— Оскар-стрит, — немедля ответил он.
Дерьмо.
Дерьмо.
Дерьмо.
— Во сколько?
— Одиннадцать.
— Буду там, — сказал я, вешая трубку, прежде чем сказать, о чем я на самом деле думал.
А именно, что я должен забрать Алекс и убраться к чертовой матери отсюда.
У Лекса было несколько офисов в разных местах. Там были те, в которых он обсуждал новые деловые сделки. Офисы со столом, книжными полками и боковой панелью, полной хорошего ликера. Затем были «офисы», которые были дешево оформлены в передней комнате, потому что встреча действительно проходила в задней части, и это обычно означало, что много вашей крови будет смыто в канализацию, встроенную в пол.
Оскар-стрит один из таких офисов.
И если он был умен (а он был), то за мной следили. Побег не вариант.
Я поднялся обратно по пожарной лестнице с болью в животе, открыл дверь и застыл.
Алекс стояла перед своим столом, складывая блокноты в картонную коробку. Она переоделась в легкие потертые узкие джинсы и фиолетовую футболку с длинными рукавами. И лифчик, заметил я с ухмылкой. Но не это заставило меня остановиться.
Дело было в том, что она пела.
Медленная, мрачная песня о том, как улыбаться, когда твое сердце разрывается. У меня было смутное воспоминание о том, как она играла на какой-то старой радиостанции, когда я рос. Но тот, кого я слышал поющим, не отдавал этому должного. Что-то в этом, слетевшем с губ Алекс, в ее голосе, мягком, певучем, заставило слова тяжело опуститься у меня в груди. У нее был отличный голос. Но дело было не в этом. У меня перехватило дыхание, когда я на мгновение увидел Алекс за ее стенами и заборами — мягкую, милую и незащищенную.
— Ой, — сказала она, поворачивая голову и обнаруживая, что я стою тут. Румянец залил ее щеки, и она удвоила свои усилия, чтобы собрать вещи, притворяясь, что это отнимает у нее всё внимание, — я почти готова.
— Алекс…
— Просто нужно собрать кое-что из-под моей кровати, и мы сможем…
— Алекс.
— Что? — спросила она, уловив нотки раздражения в моем голосе.
— Лекс звонил.
Услышав это, она замерла. И ее глаза потеряли прежний свет и потускнели. Закрылась. Стены прочно встали на свои места.
Если это возможно, я ненавидел эту херню еще больше.
— Чего он хотел?
— Встреча в его офисе.
— В каком из них? — спросила она, и резкость в ее голосе намекала на то, что она уже знала все о его разных офисах.
— Оскар-стрит.
Она не побледнела. Ее рот не открылся. Она не начала волноваться. Нет. Алекс из вагона вернулась. Алекс, которая смирилась со своей судьбой.
— Во сколько?
— Одиннадцать.
— Хорошо,
