частично Ленкиной едой, что примирило его со вчерашним обломом. Во всяком случае, сумку он поглаживал с любовью.
Весь понедельник я провел в спортзале и в поликлинике. По заявке от федерации бокса меня заставили пройти медицинское обследование. Потом приезжий дядя из той же федерации довольно грамотно побил меня на ринге. А чё, дяде сорока нет, мастер спорта по боксу, и вес у него… за сотню. У меня, кстати, пятьдесят девять кг.
Во вторник я поехал в горком и неожиданно понял, что стал очень знаменит! Началось с того, что в автобусе, прижатый бабками и студентами, я вынужден был выслушивать жалобы какой-то дебелой матрёны из какой-то Николаевки:
— Вы уж займитесь этим у себя! — наставительно говорила она хз про что.
В руках у женщины при этом был свежий номер «Красноярского рабочего» с моим фото на первой странице. На переднем плане красовался, разумеется, первый секретарь горкома КПСС Капелько Владимир Прохорович. Это понятно. Но и мне место нашлось. Плюс сама статья… Восторженно-хвалебная. Я сразу, как выполз из автобуса, купил десятка два экземпляров этой местной газеты, под понимающий взгляд киоскёрши «Союзпечати», очевидно меня узнавшей.
Пока шёл от остановки был трижды остановлен. Дважды мне пожали руку, один раз даже расцеловали. Да, я уже был когда-то на страницах «Комсомольской правды», но это так, дела москвичей, а тут местная газета и её читают внимательнее. Статья отличная получилась, и про инициативу и про необычные деревья. Надо спасибо, кстати, сказать корреспонденту.
— Я слово новое придумал! Уникальное! «Контрвзбзднуть»! Тут подряд девять согласных! — озадачил меня этот самый корреспондент прямо на входе в горком.
Оказывается, он ждал меня специально, чтобы взять интервью. Журналистом был молодой парень по имени Дима Горбачев.
— Это много? — осторожно спросил я, пытаясь вытащить рукав пиджака из его цепкого захвата.
— Больше не бывает, — заверила меня восторженная акула пера.
Интервью пришлось дать, и не только мне, а всем из нашей орггруппы. Откосить удалось только Ирке, она была на выезде.
На этой неделе хотелось закончить с подготовкой к конкурсу «Комсомольская красавица». Эта затея мне уже не нравилась. Энтузиазм женской части нашей группы зашкаливал, и не в ту сторону, куда хотел я. Мне все представлялось по-другому, но пришлось уступить коллективному женскому разуму в части отборочных соревнований, зато мне отдали на откуп финал. Я не желал, чтобы конкурс был очередным «А ну-ка, девушки», а хотел нового чего-то.
«Критериями отбора участниц Конкурса являются: возраст от шестнадцати лет на отборочном этапе и от восемнадцати лет в финале, политическая грамотность, знание истории ВЛКСМ, сценическая культура, умение общаться с аудиторией, коммуникабельность, знание этикета, чувство юмора, грация, привлекательные внешние данные, интеллектуальные и творческие способности, артистическое мастерство».
Вот что у нас в итоге родилось.
К концу недели меня пригласили к нашему первому. Надо сказать, видел я его всего пару раз, близко мы с ним не общались, он человек новый, назначен две недели назад. По слухам — мировой мужик.
Это был дядя лет тридцати пяти по фамилии Овечкин, близорукий, так как носил очки обычно. Ну, новый и новый. Наверное, желает узнать из первых рук как проходит подготовка. Мои предположения оказались неверными. Кроме Овечкина, в кабинете находились ещё два человека — зав отделом пропаганды и агитации Комлев и зав сектором учёта Циркин.
— Садись, Анатолий, — предложил мне первый. — Ну как дела, рассказывай.
— Конкретно или вообще? — уточнил я.
— В целом как работа по подготовке к празднованию идёт? Нормально? Спортивные дела твои как? — уточнил Овечкин.
Парочка его гостей молчала. Мне нетрудно. Говорить я и раньше умел, а сейчас вообще гладко выходит.
— Есть мнение…наградить тебя…, — выслушав мои хвальбы, неожиданно произнес первый, — собственно уже направили представление, не мы, а горком КПСС.
«Наградой, что ли?» — поразился про себя я.
— Высшей наградой ВЛКСМ, это, как ты знаешь, почетный знак ВЛКСМ, — продолжил дядя.
Я знаю? Да откуда, неинтересно было это мне. Стоп у меня уже есть, вроде, такая награда, надо сказать им!
— Статус этой награды подразумевает, что к ней представляют членов, уже ранее отмеченных наградами ЦК ВЛКСМ! Что там у него? — Овечкин повернулся к Циркину.
— Значок ЦК ВЛКСМ за активную работу в комсомоле, — сверился с бумажкой тот.
«А, это другое, оказывается», — продолжал размышлять я.
— Чтобы ты знал, как почетна эта награда, скажу, что даже у первого секретаря ЦК ВЛКСМ Мишина её нет. У Гагарина, Брежнева, Луиса Корвалана есть. И тебя хотят наградить, — Овечкин блеснул очками, строго посмотрев на меня.
Интонации мне его не понравились, слышалось отчетливо некое «но».
— Большая честь, оправдаю, — попытался собраться я.
— Нет слов, ты ведешь большую общественную работу, и вообще, есть у тебя и другие заслуги перед Ленинским комсомолом, — Овечкин помахал номерами «Комсомольской правды» и «Красноярского рабочего» с моими фото на первых страницах. — Но есть к тебе и вопросы.
— Готов ответить, — четко сказал я, и опытно уточнил: — У кого вопросы?
— Ответишь на общем собрании, а пока мы с тобой побеседуем, — Овечкин проигнорировал мой вопрос. — Cкажи…
— Извините, вы мой вопрос не услышали! Вопросы у кого? У собрания? Они уже в курсе, получается, что меня выдвинули? Ну, раз вопросы у них появились? И разве не бюро ЦК ВЛКСМ утверждает эту награду? При чем тут собрание? — обнаглел я.
Комлев торжествующе глянул на первого, застывшего от моей напористости, или ещё от чего-то там.
— У нас, конечно, диалог, но прерывать, не дослушав…, — попытался возмутиться Овечкин, а меня уже понесло:
— Я пытаюсь понять, меня представили к награде или нет? Если представили уже, то при чём тут отчет на каком-то собрании? Решает всё бюро ЦК ВЛКСМ своим постановлением. Если ещё не выдвинули…
— Выдвинули, но вопросы есть, — ответно перебил меня Циркин. — Скандалы постоянные, конфликты, склоки. Поэтому и хотим получить ответы.
— Пример! — четко и громко сказал я, встав и посмотрев сверху вниз на лысоватого Циркина.
— Что пример? — нервно спросил он.
— Пример скандала, конфликта или склоки, как вы назвали. И пустых слов не надо, клеветы тоже не потерплю.
Овечкин, как ни странно, наслаждался и не вмешивался.
— Да вот в первый день работы ты вывел единолично, не посоветовавшись, двоих опытных…, — кстати влез Комлев.
— Я вывел
