Мака, наконец, расслабляется.
Весь мир был охвачен огнем, и ты одна могла спасти меня.
На что только ни способны глупцы ради своих желаний!
Я и не мечтал о том, чтобы познакомиться с такой, как ты.
Я даже не думал, что мне будет нужна такая, как ты.
Нет, я не хочу влюбляться
В тебя…
Ты сыграла со мной злую шутку, заставив меня почувствовать любовь.
Ты проявила бессердечие, позволив мне мечтать о тебе.
Ты поступила нечестно, сказав, что не испытывала ничего подобного.
Ты поступила подло, заставив меня мечтать о тебе.
И я не хочу влюбляться
Нет, я не хочу влюбляться
В тебя…25
Растеряв все свои мысли, я полностью погрузилась в ощущения. Весь мир вокруг померк, и на его границе остались только я и Мак. Только его руки и только мои, только их тепло и мягкость, и то, что эти руки творили с краской на стене. Впервые за долгое время я рисовала без повязки. И впервые за это время за моей спиной кто―то стоял. Впервые я направляла мужчину, была с ним единым целым. Одним.
И дрожала, впервые испытывая настолько яркий спектр.
Нам не нужны были слова. Поэтому мы не говорили.
Лишь слушали музыку и друг друга. Внимали этим новым ощущениям и ловили каждое новое мгновение. Потому как оба знали, насколько непредсказуема была жизнь.
Бирюзовый, лазурный, белый, золотой… все краски смешались, образовывая что―то поистине невероятное. Мы просто двигались в унисон, не пытаясь придавать движениям смысл. И лишь, когда начал проступать рисунок, я поняла, что смысл был.
Кто―то увидел бы бушующие океанские волны, сокрушающиеся о прибрежные скалы. Кто―то ― разбивающийся вдребезги стакан, выплескивающий на поверхность чистейшую, лазурную воду. Кто―то увидел бы просто пятна, и тоже был бы прав.
Понять художника легко.
Увидеть в его творении что―то своё ― вот настоящее искусство.
Я увидела боль. Нашу общую. Разбивающуюся о реальность бытия, рвущуюся наружу, сметающую всё на своём пути.
Мы не отреклись от неё. Не оттолкнули. Мы дали ей форму и вдохнули в неё жизнь, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. И, наконец, отпустить.
Остановилась, чтобы отдышаться.
Слезы выступили сами.
Я ненавидела плакать, но, когда рисовала ― чувства всегда оголялись.
Только наедине со своим собственным миром я давала выход всему, что так прочно запирала в мире настоящем. Но раньше… я никогда не показывала этого кому―то ещё.
– Эй, ― Мак коснулся моих плеч и, когда я вздрогнула, осторожно развернул к себе, ― по-моему эта терапия была нужна тебе больше, чем мне.
– Я в порядке, ― сморгнула и попыталась отстраниться, но он мне не позволил.
– Никки, не отталкивай меня. Я хочу помочь.
Я пыталась придумать, что сказать. Понять, какие слова будут правильными, а ещё ― хочу ли я вообще их произносить. Но понимала, что снова тону в этих невероятных глазах. В этих глубоких, чувственных глазах, в которых таился целый неизведанный мир.
– Мак, я…
– Тише, просто помолчи, ― прошептал он, а затем притянул меня к себе.
Чуть неуверенно и очень аккуратно обнял. Будто бы я была фарфоровой куклой, которая могла разбиться в чьих―то неумелых руках. В чьих угодно, но только не в его.
Выдохнув, я закрыла глаза и уткнулась носом в его грудь.
Позволила себе укрыться его теплом, забраться в его защитный кокон и спрятаться в нём. От мира вокруг, от боли, решений, забот и проблем. От всего на свете, от чего раньше бежала, выбирая самый простой путь.
Он питал меня силами, и я чувствовала каждый их миллиметр, несущийся по венам.
Чувствовала, как высыхают слезы и светлеют мысли. Как растет решимость.
Я четко поняла, что не намерена возвращаться в Техас.
А ещё ― что не хочу постоянно бегать.
– Мак.
– Да, Никки?
– Как думаешь, будет очень плохо, если я позвоню Бобу и скажу ему, что хочу уйти?
Он усмехнулся.
– Нет. Если ты так чувствуешь ― это не плохо.
– Он расстроится.
– Думаю, твоё решение не станет для него новостью. Ты ведь уехала. И он понимает, что на то была серьезная причина.
– Наверное…
Я сильнее вжалась в Мака, понимая, что дрожу. Я знала, что он почувствует это, но успокоить волнение никак не могла. Как только представила, что вновь услышу голос Боба, что он вновь вернется в мою жизнь…
– Если захочешь, я буду рядом. ― Мак обнял меня так крепко, словно боролся не только с моим холодом, но и со всеми демонами, что пытались причинить мне вред. ― Всё время. От самого начала и до самого конца. Но ты должна сделать этот первый шаг. И сделать его сама.
– Я… не уверена, что смогу…
– Я буду рядом, ― повторил он, ― обещаю, Никки, я буду рядом. Только верь мне.
Я зажмурилась и, прислонившись к его футболке щекой, зашептала:
– Я тебе верю.
Никки
Наверное, я окончательно поехала крышей, потому что сидела на кухне, поглощая огромную банку фисташкового мороженого и читала статью про психологические страхи.
После разговора с Маком я твердо решила уйти от Боба, но собиралась сделать это правильно. Не прятаться от него, как преступница, а именно уйти ― красиво и с гордо поднятой головой. Формально он всё ещё был моим агентом, а я ― его источником дохода. Юридически мой побег мог иметь определённые последствия, но я надеялась, что мы это уладим. Боб ведь мой родной дядя, так? Он всё поймет, и мы разойдемся мирно. На это я рассчитывала. Рядом со мной лежал мобильный и визитка с его номером. Всё, что мне нужно было ― просто позвонить. Но я боялась.
По этой причине пыталась понять всю эту психологическую ерунду и рисковала прибавить кучу лишних килограмм.
Понимая, что всё―таки ничего не понимаю, и что психология в очередной раз больше запутывает, чем помогает, послала всё к чету и перевернула страницу.
На глаза попался заголовок: «Кто ты на самом деле? Тест, который заглянет в твое подсознание». Прямо над кричащим названием были напечатаны фотографии Мэрил Стрип, Рене Зеллвегер и Анджелины Джоли.
Усмехнулась, поймав себя на мысли, что в данной ситуации больше похожу на героиню из фильма Бриджит Джонс, потому как мороженое уже не лезет, а я всё равно его ем.
У вас когда―нибудь такое было?
Мотнула головой, собираясь вновь перевернуть страницу, но помедлила.
Любопытство взяло верх и, закусив губу, я взяла со стола карандаш.
Подумаешь, отвечу на пару вопросов…
Итак…
