Жена Уильяма, Дарси (Блэку приходилось все время гнать из головы картины, как она с его сыном голышом резвятся в джакузи) была такой милой девчушкой, он не мог бы и мечтать о лучшей невестке. Он вспомнил тот день, когда их сын представил им застенчивую, скромную и, самое важное, набожную американскую студентку, в старом доме в Мерчистоне, лет так двадцать назад. Студентку по обмену, Дарси, все считали глубоко верующей. Но Альберт задумался, сколько раз он видел ее с тех пор? Едва ли наберется полдюжины. Потом, когда они с Уильямом окончили институты, стало ясно, что они поженятся и переедут в Америку.
Теперь Дарси производила другое впечатление: резвая, ловкая, напористая и мирская, она трепалась с друзьями, распивая спиртное посреди дня. Их пронзительный смех резал уши, мутило от бесконечных рассказов о покупке всякого хлама, нужного не для пользы, а исключительно ради обладания.
Альберт Блэк не считал, что будет уместно сообщать им о своих переживаниях. Встретив его в аэропорту, Уильям сразу же сказал, что они больше не ходят в церковь. Сын, похоже, заранее обдумал и отрепетировал свои слова: в них так и звучала заученность. Естественно, он потрудился сгладить впечатление: по его словам, ходить в шотландскую церковь в Майами не получается, а все евангелические церкви американских протестантов заполонили эгоисты и лжепророки. Но Альберт Блэк заглянул в водянисто-серые глаза сына и увидел в них измену.
С внуком-подростком, Билли, выстроить отношения у Блэка не получилось. Когда тот был младше, Блэк пытался что-то делать, даже попробовал разобраться в бейсболе, но как можно всерьез воспринимать народ, у которого национальный спорт – лапта? В Шотландии он водил Билли на футбол, и тому понравилось. Но теперь внук вырос. К нему в гости заходила девушка, вроде бы из Мексики. Блэк не запомнил, хотя ему говорили. Зато в памяти отложился ее оценивающий взгляд и лукавая усмешка, скользнувшая по губам. Миловидная, ничего не скажешь, но слишком вульгарная. Такие девушки вечно доставляют парням неприятности. А какую музыку они слушают! Даже нелепо называть музыкой этот монотонный, примитивный грохот. Так и долбит у себя в комнате, в подвале: Билли безраздельно пользовался громадной площадью, идущей подо всем домом. Жил там как крот, хотя мог бы выбрать любую из пустующих спален, вполне удобных. Уильям и Дарси по этому поводу не переживали и словно даже не слышали грохочущую какофонию. Да и дома они проводили не так много времени. Показывая ему свое обиталище, они бормотали какие-то нелепицы про то, что Билли имеет право на уединение.
Так что за две недели пребывания в Солнечном штате у Альберта образовался дефицит человеческого общения. Он занимался тем, что весь день сидел в тени в конце сада, разглядывал залив, читал Библию и ждал, когда семья вернется домой. Дарси готовила еду, за столом они читали молитву, но только ради него, искренности в ней не было. Вечером он ненадолго уходил на прогулку, потом усаживался перед чудовищным плазменным телевизором и вскоре ложился спать в полнейшем опустошении: мозг пожирала тысяча каналов рекламы, перемежающейся ломтиками телепередач.
“Отключался”.
Его любимая присказка: все, я отключаюсь. “Я отключался всю жизнь”.
В залив входило круизное судно, большое и белое. Оно напоминало плавучий квартал муниципального района, где он преподавал. Надо думать, каюты внутри роскошные. Пожалуй, главное отличие от жилых домов все-таки мобильность. Наверное, лайнер приплыл из Карибского моря. Альберту Блэку сложно было думать о таких местах, в его воображении они никогда не рисовались ярко. Экзотику для него всегда олицетворяла Канада. Он хотел иммигрировать туда, давно, когда они с Марион были молодыми. Но он считал своим долгом работать на свою страну, поэтому записался в Шотландский гвардейский полк, три года оттрубил за границей, прежде чем вернуться в столицу Шотландии и получить степень по богословию и философии в Университете Эдинбурга. Решив пойти в образование, он окончил педагогическое училище “Мори Хаус”.
Учительскую карьеру он начал с фанатичным рвением, уверенный, что для шотландских протестантов важно продолжать великую демократическую традицию обеспечения лучшим образованием самых неимущих детей. Он устроился в новую, построенную в шестидесятых общеобразовательную школу в муниципальном районе, преисполненный надежды, что будет выпускать таких же проповедников, священников, инженеров, ученых, докторов и учителей, как он сам; что сделает ее оплотом нового Шотландского Просвещения. Но под безжалостным солнцем, просвечивающим через дрожащие листья пальм, он понял, что все его устремления были заведомо обречены на провал. Машинистки и чернорабочие; этих выпускали толпами. Строители, продавцы, а потом, когда исчезла и такая работа, мелкие бандиты и торговцы наркотиками. В наши дни школа не может откопать даже приличного футболиста. Она не дала путевку в жизнь ни одному Смиту, Стэнтону, Сунессу или Стракану, хотя пара человек смогла зарабатывать на жизнь игрой. Теперь и того нет.
Конечно, Альберт Блэк знал, с каким материалом приходилось работать: нищета, социальное неравенство, разрушенные семьи и низкие ожидания… Несмотря на это, он пытался заложить в школе дисциплину и этическую основу, которая смогла бы компенсировать преступную аморальность, царящую за ее пределами. И за это над ним смеялись. Он стал посмешищем не только в глазах учеников, но и для преподавательского состава и марксистов из Городской комиссии по образованию. Даже его коллеги из Ассоциации христианских учителей, смущенные его рвением, предали его и не поддержали его протестов, когда над ним навис досрочный выход на пенсию.
“Нам нужно социальное обучение и религиозное знание!”
2
Ей уже казалось, что надо было поддаться на его уговоры и позволить ему купить ей билет в первый класс, как он предлагал. Полет из Сиднея в Майами через Лос-Анджелес вылился в подлинный кошмар. Сам по себе эконом класс был еще ничего, если не считать пацаненка, который разглядывал ее через спинку кресла впереди, не отводя глаз, как бы она ни делала вид, что поглощена книгой. А мамаша его держала на руках малыша, который кричал и мстительно гадил, наполняя салон пронзительным визгом и ядовитой вонью.
Хелена порадовалась, что она не на месте этой мамы, которая, кстати, не сильно-то старше годами, но помощь бедняге предлагать не стала. Ей не хотелось возиться с чужими детьми.
Расслабившись, не обращая внимания на пацана, она развернулась к окну и, следом за сонным мужиком в соседнем кресле, закрыла глаза. Майами заполнил ее мысли. Хелена Хьюм могла думать только о том, что будет с ее любовником. Он щедрый человек, сорит деньгами, но все равно она правильно не позволила ему заплатить за билет первого класса. Особенно с учетом того, что она хотела ему сказать.
3
Солнце безжалостно заливало лучами залив, ни единое облачко не пятнало лазурь небес. Обычно Альберт Блэк гулял по вечерам, когда становится прохладнее, но сейчас он решил пройтись и встал из-под тента. Он посмотрел на панаму, лежащую на столе. В ней он чувствовал себя по-дурацки, но лысую голову надо было защищать от солнца, а бейсболку, которую ему предложил Билли, он отверг сразу. Предположив, что это головной убор Уильяма, он поднял ее и надел.
