− Я беременна,– секунда, две, три… и повисшая тишина с размаху у*бала по остаткам потрепанных нервов. Тонкая полоска так и осталась лежать перед ним, лишь скользнул по ней взглядом. Усмехнулась от волны внутренней боли, но нех*р рефлексировать и заламывать руки.Ведь знала, что реакция будет именно такая.– Я забыла выпить ту *бучую таблетку.С работы позвонили, пока суетилась, совершенно выпало из головы. Я налажала, – честно, глядя ему глаза, добровольно кладу голову на плаху.
−Насть… − но снова не дала договорить, предугадывая последующие слова.
− Заикнёшься об аборте, я тебе глаза выцарапаю, – ровно, даже равнодушно, не повышая голоса. − Я тебя сразу предупреждаю. Поэтому подумай раз двадцать, чтобы хоть что-то сказать. Аборта не будет. Этот ребёнок родится, – говорю, а изнутри бьёт и стенает на разрыв, на износ колотит в грудную клетку. − И да, я, как последняя тварь, эгоистично ставлю тебя перед фактом, но я ничего не жду. Это просто информация. Прими к сведению и будь свободен.
Глава 33Все внутренности тут же залило тёмным смердящим месивом оттого, как лихо она записала меня в сволочи, в стадо г*ндонов, не обременённым элементарным чувством ответственности. С*ка. Неужели так до сих пор ничего не поняла? Мне хотелось в данный момент её придушить или, как минимум, взяв за плечи, хорошенько встряхнуть.
− Подготовь паспорт, я завтра за тобой заеду с утра, − произнёс ровно, стараясь сохранить спокойствие. Хоть у одного из нас должна быть трезвая голова, Баева явно сейчас с логикой не дружит.
− Зачем? – резко вскинула взгляд, снова колючий и готовый к обороне.
− В ЗАГС поедем, заявление подадим, – одна моя фраза, и её моментальный взрыв. Что ж, в данном контексте ожидаемо.
− Ты хлорки в клинике надышался? Или колёс заглотил? Какой к черту ЗАГС? Х*йню не неси, я тебя очень прошу.Мне вот не до неё сейчас. Не надо разыгрывать тут рыцаря в сияющих доспехах и жениться только из-за того, что я по собственной дурости залетела, тоже не надо. Сама вывезу.
− Настя! – уже не выдерживая, повышаю голос. На неё впервые.
− Ты не любишь меня! Не! Любишь! Для тебя это был всего лишь секс. Не надо сейчас…
− Ты дашь мне, бл*ть, хоть слово сказать!
− Нет, не дам! – она поднимается со своего места. − Потому что ты, по-видимому, идиотским штампом в паспорте решил всё исправить. Это так не делается. Это не выход, это всего лишь ещё одна ошибка, Ширяев, – она швыряет в раковину чашку, и та раскалывается от удара, рассыпаясь множеством осколков. Опираясь руками о край раковины, опускает голову, прикрыв глаза.
− Успокойся, – подхожу ближе и, взяв за плечи, разворачиваю её к себе.
− Это мой про*б, Андрей. Мой, – произносит уже спокойней, но с *бучей обреченностью в голосе, которая порождает во мне дикое раздражение. Значит, всё за всех решила. Венок терновый на свою тупую голову водрузила, и *бись оно всё конём. Самостоятельная же, х*ли.
− Хватит винить себя за всё подряд, бл*ть! – страх и вина в её глазах в не*бическом количестве меня просто наизнанку выворачивают. Ведь умная же, но иногда тупит, как последняя дура. Обхватываю её лицо руками, не давая отвести взгляд. – Ты не виновата, что у тебя родители *банутые. Ты не виновата, что тот мудак не мог свои яйца при себе держать. Это не твоя вина! Ты бы ему отказала, он бы другую нашёл, и всё равно бы изменил своей беременной жене.
− Это тут причём?
− При том, что и сейчас ты снова себя винишь, ты снова всю вину берёшь на себя. Зачем, бл*ть? Ты не от святого духа беременна! Логику включи, наконец, и говно это *бучее из головы вычищай, оно тебе жить мешает. Я своё упущение изначально признал и от ответственности не отказываюсь…
− Андрей, – прикрыв глаза, отводит мои руки от своего лица, − я устала. Не хочу больше разговаривать. Уходи, пожалуйста. Ключи оставь на тумбе в коридоре, – ага, бл*ть, десять раз.
Она выходит из кухни. Я слышу, как закрывается дверь в спальню и выругиваюсь себе под нос. Заехал, блин, за забытыми документами. Найдя оставленную папку, выхожу из квартиры, нервно теребя в руках связку с ключами. Дорога до клиники Титовой, как в другой реальности, едва нужный поворот не проехал. После разговора с врачом иду к матери в палату. Она читает, придерживая книгу одной рукой, вторая всё ещё не функциональна.
− Андрюш, − снимая очки,− привет, родной, – наклоняюсь, целуя её в щеку и придвинув стул, сажусь рядом.
− Как ты?
− Нормально. Скучно, правда, но ничего.
− Григорий Павлович говорит, что ты совсем не стараешься, – молча откладывает книгу в сторону, недовольно поджимая губы. – Мам.
− Что вы со мной нянчитесь? Столько денег, наверное, на меня потратил. Зачем? Ну не восстанавливаются люди уже в моем возрасте. Так доживу, недолго осталось.
− Ещё скажи, что в дом престарелых уйдешь, чтобы мне обузой не быть! – не в первый раз подобное она мне выдает, поэтому половину фразы вообще игнорирую.
− И уйду, – сегодня Венера не в тойфазе, что ли? Или звёзды не в том порядке выстроились?Что за день упёртых и глупых женщин? Они поставили целью своей жизни свести меня с ума?
− Если я ещё раз такое услышу, я тебя лично закрою в какой-нибудь богадельне и приезжать не буду. Так устроит? Сколько можно этот бред нести! Какого хрена ты себя заживо похоронила? У тебя положительная динамика, у тебя сохранена чувствительность. От силы пара месяцев, и ты сможешь уже вести полноценный образ жизни, – сам не отдаю себе отчет, в какой момент перехожу на повышенный тон. Самому скоро пилюльки глотать с такой жизнью придётся успокоительные.
− Ты почему на меня кричишь? – спокойно и удивленно на меня глядя, произносит мама, что не мудрено− никогда не позволял себе подобного. Отворачиваюсь, упираясь локтями в колени, растираю ладонью лицо и шею.
− Извини,− выдыхаю, сдавливая пальцами переносицу, и стараюсь успокоиться. – Дом продал. Квартиру купил. Новостройка рядом с моей: закрытый двор, первый этаж, рядом поликлиника и парк. Вещи, как ты и просила, перевезу на днях. Данька сегодня там всё упаковывает.
−А..а..
− Люстру, что вы привезли из Польши с отцом, тоже снял. Тебе что-то необходимо принести? Фрукты, вещи, книги?
− Есть всё. Андрей, у тебя что-то случилось? – она кладёт свою ладонь поверх моей, и я накрываю её пальцы второй рукой.
− А вот выздоровеешь, тогда узнаешь. А так я вам, Марина Федоровна, ничего не скажу, − невольно улыбаюсь, видя интерес в глазах матери, и целую её руку.
Вечером, сидя в своём кабинете, понимаю, что работать не получается. Сосредоточиться не могу, мысли далеко отсюда, от всех этих бумаг и проблем. Мысли там, где самое важное… Беременна… Я уже и не думал, что когда-нибудь стану отцом, что вообще что-то возможно в моей жизни, кроме работы. «Этот ребёнок родится»,− её слова до сих пор растекаются тёплой нугой по душе, внося какой-то новый, правильный смысл в мою реальность, заполняя пустоту, о которой раньше и не знал. Не догадывался о её наличии. Моя дикая пугливая кошка, готовая разорвать любого, кто посмеет сейчас приблизиться, сама ещё не поняла, как всё изменила и насколько правильно поступила… Набрал номер Бориса, который сегодня дежурил в челюстно-лицевом отделении.
