о каких-то предшествующих событиях?
– Он всегда был с ней груб, – глубоко вздохнув, ответила она, – он ее изводил и издевался над ней.
– Понимаю, – все также тихо сказал я, – но у меня вопрос. Насколько я понял, ваш сын напрягал вас с момента появления. Почему вы никому не рассказали о его поведении после того случая? Ведь наверняка правоохранительные органы проводили проверку?
– Я пыталась поговорить с сыном, – как бы оправдываясь ответила она, – но он поднял меня на смех. Он разбил все мои доводы, и я испугалась.
– Чего вы испугались, Александра Романовна?
– Он угрожал, – нервно сглотнула она, – он сказал, что я больна, что у меня паранойя. И я стала сомневаться. В самой себе.
– Интересно, – протянул я, – то есть была веская причина, по которой вы лишь обрадовались отъезду сына. А вы следили за его дальнейшей жизнью?
– Нет. Муж переписывался с ним, иногда созванивался. Я искала отговорки, чтобы этого не делать. Потом я единожды виделась с ним, как я уже говорила, на похоронах супруга. А потом он уехал и пропал. Чему я была лишь рада, – сухо заявила женщина.
– Но вы его подозревали в том, что он довел до самоубийства свою девушку. А вы не боялись, что он сделает это с кем-то еще, Александра Романовна?
– Да. Я боялась, что он сделает это со мной, – резко ответила она, глядя мне прямо в глаза. Крыть мне больше было нечем. Для себя я информацию получил: этот человек действительно мог просто по складу своего характера совершить подобные преступления. Я распрощался с его матерью и вышел из ее дома, меня захватило какое-то странное чувство, я пытался поставить себя на ее место и понять, что она испытывает; я хотел разобраться, как я отношусь к ней после такого признания. Как ребенок может запугать так, что мать закроет глаза и не захочет пойти по одному из очевидных путей: отстоять ребенка и попытаться заняться его психикой, его проблемами, либо, раз уже она его не любит и не питает к нему привязанности, воззвать к справедливости и заявить о своих подозрениях и спасти, быть может, дальнейших жертв этого монстра?
Я силился понять, и в этот момент мне пришло в голову, что из этого дела вышел бы интересный роман. Тогда это была просто внезапно возникшая в мозгу мысль, но потом события вдруг развернулись так, что мне пришлось кардинально изменить свою жизнь.
Когда после невероятного по масштабам скандала я оказался на улице, мне пришлось решать, что делать. Так как постоянно эту тему освещали в медиа, а в прессе мелькали наши имена, на меня обратили внимание. История многих тронула до глубины души, и меня пригласили вступить в организацию, которая занимается правами людей с психическими расстройствами. Параллельно я решил, что может быть, время пришло, и начал писать роман.
Жизнь непредсказуема. Быть может, для меня это только начало.
Александра
Мой сын наконец-то освободил меня. Правда, и этим доставил немало хлопот – еще когда ко мне пришел тот молодой человек, я поняла, что это не кончится так просто и быстро. Я чувствовала, что одним визитом, раз уж мой сын заинтересовал правоохранительные органы, не закончится. Но все оказалось куда печальнее, чем я предполагала.
Его смерть и его грехи привлекли слишком большое внимание. Увы, и ко мне. Не все мои приятели нормально отреагировали на подобные известия о сыне своей знакомой. Многие стали смотреть косо на меня. Впрочем, были и те, кто посчитал, что я не в ответе за зверства, которые творил мой ребенок, но их, к сожалению, оказалось меньшинство.
Мой сын был моим крестом всю свою жизнь – он останется им и после своей смерти. Если бы я была моложе, наверное, можно было бы рассчитывать, что со временем все забудется, и люди станут ко мне добрее. Но вряд ли этого времени у меня осталось много – в конце концов, даже мой сын уже был в, мягко говоря, очень зрелом возрасте, чего же говорить про меня. Наверное, я действительно в чем-то виновата, раз даже после смерти он не дает мне просто спокойно жить.
Но в то же время я смогла вздохнуть спокойно. Да, мы с ним не виделись очень много лет, но я всегда боялась. На подкорке моего сознания навечно поселился страх, там прочно засела тревога, и я абсолютно точно знала, с чем она связана. Всю сознательную жизнь я до ужаса боялась, и кого – стыдно сказать! – своего же ребенка. Но я также продолжала чувствовать свою вину перед ним. За то, что не хотела его. За то, что так и не смогла полюбить, когда он все-таки появился на свет. За то, что дала слабину и при первых проявлениях его темного нутра предпочла сделать вид, что ничего страшного не произошло, и не стала пытаться как-то исправить его.
Я чувствовала вину и перед ней. Перед его первой девушкой, которая, на свое несчастье, так влюбилась в него. Могла ли я ее спасти? Наверное, если бы приложила хоть чуточку усилий, то могла бы. Я же спасовала после первого же разговора с Андреем. Я испугалась – за себя. Я боялась, что он исполнит угрозу и выставит меня сумасшедшей, и это в тот момент, когда оставалось совсем немного времени до поры, когда сын должен был покинуть родительский дом – а значит, до моей долгожданной свободы. Я убедила себя, что попыталась повлиять на ситуацию, но в глубине души я знала, что даже и не начинала предпринимать реальных действий.
Но сейчас я не буду врать сама себе и признаюсь честно: я виновата и перед другими его жертвами. Ведь если бы тогда я пресекла такое поведение на корню, нашла бы специалиста, да в конце концов, просто запихнула сына в психушку – этого всего не было бы. Мне страшно даже от подобных мыслей, но я уже не могу от них убежать.
Жалко ли мне сына? Екает ли у меня от осознания того, что его больше нет? Есть ли у меня хоть какие-то светлые воспоминания, связанные с ним? Нет. На все вопросы – нет. Я произвела на свет сущего демона, и поделом ему, что жизнь его так бесславно кончилась. Жаль, что перед уходом он по сути лишил жизни стольких людей. Но больше всего мне по-прежнему жаль себя. Свою потерянную жизнь.
Ту девочку, которая вышла замуж и сразу же родила ребенка, потому что так вроде бы надо. Ту молодую женщину,
