— вас как в нашу глушь занесло? Постоянно здесь мотаюсь тюда-сюда, — он распахнул дверь и вышел на улицу, — но сотрудников полиции тыщу лет на этой дороге не встречал! Да у нас в Нахаловке всего один участковый, да и тот пенсионер, — продолжал заговаривать зубы ментам Борис. — А тут сразу двое…
— Документы предъявите… — начал, было, лейтенант, но тут его обоняния достиг алкогольный «выхлоп», идущий от лесоруба. — О! Принимаем за рулем, гражданин? — Скучающий взгляд инспектора разом изменился, как и тон разговора. — Пройдемте, протокольчик составим, — с ехидной улыбкой на лице, произнес лейтенант Толоконников, протягивая руку к документам.
— Слушай, командир, — нацепив на лицо виноватое выражение, не спешил отдавать документы Борис, — все-то пару стопок пропустил…
— Значит, не отрицаете употребление алкоголя? — Еще больше обрадовался гаишник.
— Не отрицаю! Каюсь, мужики! — Повесив голову, произнес лесоруб. — Сеструха разродилась — вот и… — Он виновато развел руками. — Да и вас, если честно, не ожидал здесь увидеть.
— Да мы и сами не ожидали, — довольно похохатывая, к ним приблизился второй инспектор — объемный красномордый толстячок в звании капитана. — Месячник профилактики правонарушений у нас начальство выдумало. В таких вот дырах… И на тебе — действительно есть правонарушения. Что же вы так, гражданин? В нетрезвом виде и за руль?
— Готов компенсировать свою оплошность, товарищ капитан! — четко, как на плацу, отрапортовал Борис.
— Служил, что ли? — неожиданно перейдя на «ты» после обещания компенсации, спросил лейтенант. Да и гонору в его голосе стало на порядок меньше.
— Было дело… — уклончиво ответил Борис. — Так мы договорились, командир? — Взглянув на толстячка-капитана, явно главного в этой партии, поинтересовался в очередной раз лесоруб. — Не хочу прав лишиться — жена тогда со свету сживет!
— Машина у тебя хорошая, — типа отвлеченно произнес капитан, оценив чудо забугорной техники, — дорогая, большая… А так-то да, давай, договаривайся. — Он снял с головы фуражку и смахнул со лба ладонью выступивший пот. — Ну и жарища сегодня!
Борис вытащил из кармана несколько красно-коричневых бумажек с памятником Муравьеву-Амурскому в Хабаровске и бросил в перевернутую фуражку капитана стразу три купюры. Капитан продолжил стоять с невозмутимым лицом, «любуясь» окружающими природными красотами. Еще пара купюр отправилась в фуражку за первой порцией, но капитан вновь оказался безучастным.
«Ну, да — хозяина такой тачилы грех не пощипать», — мысленно усмехнулся Борис, без счета бросая оставшуюся на руках наличность в фуражку гаишника.
— Больше не нарушайте, товарищ! — Капитан «ожил», водружая наполненную деньгами фуражку на голову.
— Больше не буду, командир! — Клятвенно заверил алчного гаишника лесоруб, залезая в машину. — Прям, вот сейчас домой — и в кровать!
— Счастливого пути! — Козырнул ему вслед летеха, наблюдая, как Борис разворачивает джип и стремительно уноситься прочь.
— Ну, вот, Филька, — довольно произнес капитан, обращаясь к напарнику, — а ты говорил, что беспонту время в этой дыре убьем…
Серегу Борис подобрал за первым поворотом — друг нервно шагал по обочине в сторону Нахаловки, выполняя распоряжение бригадира.
Борис, немного обогнав приятеля, резко затормозил:
— Запрыгивай, партизан!
— Обошлось, бугор? — Серый забрался на прежнее место.
— Пока да, — кивнул Борис. — Но с сегодняшнего дня все смехуечки кончились! Насколько бы меньше проблем было, если бы сразу просекой поехали?
— Блин, Борян, ну кто же знал-то, что этих областников принесет?
— Хорошо жмура заныкал? — поинтересовался Борис.
— Ну, как хорошо… — пожал плечами Серега. — Без лопаты-то? Кукурузой пока завалил. Со стороны, вроде, не заметно…
— Мля! — выругался Борис. — Катьке пока ни слова! Сначала сами свой косяк разрулим…
[1] Груз 300 (трехсотый) — военный термин, обозначающий транспортировку раненого солдата, вывозимого из мест боевых действий.
[2] Зажмуриться — умереть (уголовный жаргон)
Глава 16
Дорога из бодрящего порошка на разгон кумара[1] — оказала благотворное влияние на весь организм нарика, доставшегося мне «по наследству», или по какому-то высшему недоразумению. Похоже, как-то засбоил механизм небесного распределения душ. Иначе, как бы я попал в этого конченного чёрта[2]? Думаю, что я все-таки сдох, ибо Витя Бульдозер не из тех, кто, поднеся волыну к чужому виску, зассыт спустить курок и остановится на полдороге. Так что да — Семен Метла одел-таки деревянный макинтош...
Мозги бедолаги, ставшие в одночасье моими, получив желаемое, перестали скрипеть и зашелестели «шестеренками», словно хорошо отлаженный механизм. Дозу порошка я принял небольшую — чтобы только подлечиться, да и Герыч оказался действительно отменного качества. Но все это баловство по сравнению с постоянными ударами по вене моего предшественника. Чувствую, что грядет очередная ломка, и она не за горами. И пока мозги еще худо-бедно работают, нужно поскорее определяться… Кто я? Где я? И что мне со всем этим делать? Насущные вопросы, не правда ли? Никогда не думал, что под сраку лет мне выпадет такое… И вообще, реально ли все это? Может быть, это мой индивидуальный ад? Вечные мучения и ломки в теле никчемного нарколыги? Ладно, будем разбираться по мере возможностей.
Я поднялся на ноги. Голова немного кружилась, а в теле поселилась неведомая ранее легкость. Боль на время меня оставила, но она вернется. Обязательно вернется. А до этого мне надо еще очень многое сделать! Я прихватил со стола пакетик с порошком и засунул его в карман штанов. Это «лекарство» мне еще понадобится. Если постепенно и дозировано принимать эту отраву, то может быть удастся соскочить с иглы с наименьшими потерями. Хоть я и сторонник обрубать концы одномоментно и бесповоротно, в моей сегодняшней ситуации это не проканает: валяться конкретным овощем, не имея ни малейшего понятия о происходящем вокруг — верх тупости! А я привык действовать! И действовать жестко!
Оглядевшись внимательно еще раз, теперь уже «на трезвую» голову, я увидел зеркало, вмонтированное в дверку рассохшегося шкафа. Ну, вот, сейчас я и узнаю, во что превратила меня «злодейка» Судьба. Хотя, все может оказаться с точностью «до наоборот» — мне несказанно повезло. Ведь, по сути, кто я был до этого? Дряхлый и разваливающийся старик, умирающий от туберкулеза. А теперь, если судить по тем же рукам, это тело еще изрядно молодо. С некоей толикой
