— Вась, на самом деле я давно жалею о тех громких словах, — сказала я правду, которая рвалась наружу, только некому ее говорить было, да и стыдно. — Ну какая из тебя предательница? Это был тот шанс, не ухватиться за который просто нельзя. Ты все сделала правильно, приняла выгодное предложение. Каждый так поступил бы.
— Не каждый. Ты выбрала бы нашу дружбу.
— Ты зря возводишь меня в ранг святых, — хмыкнула я. — Если над моей головой и светится нимб, то скорее это сросшиеся рожки.
— Знаешь, ведь получается, я заняла твое место, — выдала она, продолжая исповедоваться. — Хорёк его для тебя держал. Ты должна была сделать карьеру, как одна из лучших танцовщиц на потоке. Сейчас наверняка звездой мирового масштаба уже стала бы…
— Ерунда, — отмахнулась от нее я. — Разве вакансия была именная? Я получила травму, не рассчитала собственные силы, отказалась от адекватного лечения. Какая уж тут карьера?
— Ты правда так думаешь? — нахмурилась Вася.
— И какой резон мне врать? Тем более по прошествии стольких лет.
Она вдруг резко подалась вперед и почти что вжала меня в себя. Таких крепких объятий я не чувствовала со времен смерти мамы, отчего тут же слезы навернулись на глазах.
— Спасибо, — выдохнула Васька мне в волосы.
— Это тебе спасибо, — закрыла глаза я и робко положила ладонь на ее спину, словно от одного нечаянного касания меня током вдруг должно было прошить. — Только благодаря тебе, считай, я не осталась инвалидом. Ты ведь помнишь, как заставляла меня лечиться?
— Знаешь, а я никак не могла отделаться от мысли, что заняла чужое место, — призналась Рогова. — Все это время… Ты не представляешь, насколько мне легче стало, когда ушла из труппы Хорька, а потом и танцы бросила.
— Подожди, подожди, — отстранилась я. — Ты бросила танцы?
— Кеша не хотел, чтобы я выступала, да и не для всех танцы — призвание. Я и без них отлично живу, — ответила она.
— Кеша?
— Дубравин, мой муж. Мы познакомились после одного из моего выступлений. Ты бы видела, какие букеты он таскал в театр…
— Постой, — нахмурилась я. — Иннокентий Дубравин — известный депутат, кандидат в мэры города, твой муж?
Васька хмыкнула.
— Да, звезда в нашей семье кто-то один, — развела руками она. — Жена же не должна портить безупречный имидж супруга.
— Хм-м…
Я не следила за СМИ, мне собственных дел хватало по горло, поэтому ничего вразумительного на этот выпад ответить не смогла. Похоже, у Васьки не все так гладко было в личной жизни, как мне показалось на первый взгляд.
— А поехали ко мне? — неожиданно для самой себя предложила я. — Домой хочется. И с тобой поболтаем за чашечкой кофе, если, конечно, у тебя нет других планов на вечер.
— Абсолютно никаких планов, — засияла Васька.
— Вот и хорошо.
— Слава! — Она затащила меня в машину и тут же принялась командовать: — Отвези-ка нас… А куда, кстати?
Я рассмеялась и назвала адрес. Нет, не изменилась. Ничуть.
— Да, именно туда и отвези. По дороге еще тормозни у какого-нибудь гипермаркета, вкусняшек наберем.
— Сделаем, Василиса Дмитриевна.
Рогова — нет, уже Дубравина повернулась ко мне и понизила голос.
— Это сейчас очень глупо и жутко пафосно прозвучит, но я не могу смолчать, — зашептала на ухо мне она. — Ты как была, так и осталась самым близким мне человеком, Рита. Я очень надеюсь, что еще не все… сгорело.
В горле у меня встал колючий ком. Зато мир вокруг ощущался менее чужеродным, словно потерянный кусочек пазла вдруг встал на место и картина вновь смотрелась целостной.
— Не все, — призналась я и сжала ее ладонь в своей.
Как только Слава сгрузил пакеты с покупками возле порога моей квартиры, Вася его отпустила.
— Спасибо за помощь. Ты мне больше не понадобишься, ждать не нужно. Езжай отдыхай, — сказала она.
— Но, Василиса Дмитриевна… — замялся мужчина. — Иннокентий Петрович…
— Даже слышать ничего не хочу, — тут же поджала губы она. — Кто твой начальник, Слава? Я или Иннокентий Петрович?
— Ну… если смотреть фактически…
— Фактически, логически, теоретически, — закатила глаза Васька. — По-человечески тебя прошу, Слава, дай мне нормально отдохнуть с подругой, езжай домой к семье. И отключи телефон, иначе Кеша тебя достанет, чтобы выцепить меня. А мне этого совершенно не хочется. Выходной так выходной.
— Меня уволят, — хмуро пробасил он.
— Не уволят. Я тебе обещаю. Мы друг друга поняли?
— Поняли, — улыбнулся мужчина. — Проблемный вы объект для охраны, Василиса Дмитриевна.
— Зато тебе не скучно, — подмигнула она, и с этим Вячеслав спорить не стал.
Мы с Васькой зашли тихо, но Богдан все равно услышал. Вырвался из своей комнаты маленьким торнадо и повис на мне обезьянкой.
— Выходной? — заглянул мне в лицо сын.
— Сегодня мама проведет вечер дома, — улыбнулась я ему. — А выходной будет в выходные. Лошадки в такое позднее время не катают. И маленькие мальчики уже должны спать.
— Так это маленькие, — выдал Бодька. — А я уже большой.
Васька смотрела на моего ребенка во все глаза, и в них плескался такой восторг, будто она никогда детей раньше не видела.
— Марго? — встревожилась Ядвига. — Что-то случилось?
— Просто решила прислушаться к тебе и дать себе немного отдохнуть, — слукавила я, чтобы зазря не тревожить женщину.
— А это кто? — уставился Бодька на Рогову-Дубравину.
— А это тетя Василиса, — сказала я.
— Можно просто Вася, — поправила меня она.
— Богдан, — ответил серьезно сын, пожав протянутую ладонь. — Главный мужик.
— Что? — опешила Васька, а я подавилась смехом.
— Мама говорит, что я в семье главный мужик и уже должен учиться нести ответственность, — даже не улыбнулся Бодька.
— Как интересно, — склонила голову набок Васька.
— А тебя часто солнышко целует? — вдруг спросил мой сын. — Мама говорит, что рыжие — это те, кого солнышко любит и целует. Как же вы тогда не сгораете? Оно же горячее.
— Понимаешь, Богдан… — заговорщицким шепотом начала Вася. — Если сильно кого-то любишь, то обязательно бережешь. Поэтому солнышко хоть и горячее, но, когда дарит поцелуи, никого не сжигает.
Бодька деловито кивнул, приняв такую теорию на веру.
— Разговоры потом будете разговаривать. Как главный мужик в нашем доме, Богдан сейчас отправляется спать, — сказала Новак.
— Но, Яга! Мама, скажи ей, что я…
