Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
— Соломку подстилаете, что ли?
— Ну да. Как могу. У старшего сына вон трое детей, еще и бизнес трещину дал. У него как-то сразу все плохо пошло… Нет особой жилки в характере, понятно, без отца рос. А я отслеживаю, пытаюсь тайно ему помочь… Статью рекламную организовал, проплатил издание, еще и писал сам эту статью целый день. Писатель, блин… А завтра в Прагу хочу слетать, аферу одну с деньгами провести… То есть аферу наоборот. Уже договорился с одной конторой, что они мои деньги в качестве гранта ему на счет перечислят… И дочь тоже думает, что она на бюджетной основе в университете учится… А на самом деле с деканом о тайных взносах договариваться пришлось. В общем, так обстоят мои дела, Анна. Работаю Робин Гудом для своих детей, крадусь за кустами. И поверьте — это не им надо. Это мне самому надо, это я сам себе такую работу над ошибками придумал.
— Как грустно… И что, ни один из четверых так и не захотел с вами общаться?
— Старшие — ни один. А с младшей дочкой вроде бы ничего, наладил контакт. Но опять же тайком от ее деда и бабки. Они ее с десяти лет воспитывают, опеку оформили. Мать-то ее окончательно спилась… Они говорят — из-за меня. Когда я ее бросил, она долго в больнице лежала, у нее нервный срыв был. А потом… Нет, я понимаю, конечно, ее родителей. Да и с себя вины не снимаю. А внучке они просто запретили со мной видеться. Но у нее, знаете, характер такой… Чем больше запрещают, тем больше хочется сделать наоборот. Так что, считайте, повезло… Она уже паспорт получила, сама может решать, с кем ей жить. Такие вот дела, Анна. Слушайте меня и не совершайте подобных ошибок…
— Ну уж! Я, допустим, своих детей не бросала!
— Да не в этом, по сути, дело! Дело в тех же обидах… И нет разницы, большие они или маленькие, хрен редьки не слаще. Детские обиды — они и есть детские обиды. Не осознаете своих ошибок вовремя, тоже придется — по параллельной… Ведь ваша мама тоже идет по параллельной дороге, разве не так? Вы к себе ее и близко не подпускаете?
— Нет. Она не по параллельной. Она все норовит рядом со мной, по моей дороге идти. Она силой на нее встать пытается.
— Да. Вы ее сталкиваете, а она все пытается…
— Ну, в общем… Да, так…
— А в итоге получается мука. Не сталкивайте ее, Анна. Пусть идет. Пусть далеко сзади вас, но идет. Не все умеют вот так — из-за кустов соломку подстилать. Для этого горького осознания особые силы нужны.
— Да мне и не надо соломки…
— Не зарекайтесь, Анна. Жизнь длинная, на ее поворотах всякие неожиданности случаются.
— Ну, это да… Неожиданности — это да, тут я с вами согласна. А когда вы, говорите, уезжаете?
— Завтра утром у меня самолет… А прилечу я в субботу и обязательно приду в кафе, послушать ваши романсы. Вы замечательно поете, Анна…
— Спасибо.
— Ну, вот мы и пришли… Смотрите, в ваших окнах свет горит.
— Да, Антошка уже дома, слава богу… Спасибо, что проводили.
— Это вам — спасибо.
— А мне — за что?
— Что выслушали… Такой вот у нас сегодня взаимный сеанс психоанализа получился.
— Ну, я-то вам ничем не помогла!
— Почему же, помогли… Вы очень хорошо умеете слушать. Да и помощь мне уже не особо нужна. Я уж как-нибудь — сам… Это вы еще в начале пути. Идите, Анна, вас сын ждет. И я пойду. Рассказал вам свою историю — как вагон с цементом разгрузил. Тяжело… Одному побыть хочется.
— Да, Иван. Конечно, идите. До свидания.
— До свидания. Я приду в субботу. До встречи, Анна.
Повернулся — быстро пошел прочь. Будто сбежал. Она открыла дверь подъезда, медленно начала подниматься по ступеням. Надо же, какая тяжелая исповедь… Теперь понятно, отчего у него такие глаза — пронзительно грустные. А раньше, наверное, были хитрые, а не пронзительные. Нет, не простой у него взгляд… Взгляд бабника, вот оно что… Бывшего бабника…
Антон уже ждал ее в проеме открытой двери, глянул в лицо со странным любопытством. Чего это он? Ах да… Наверное, в окно смотрел, видел Ивана…
— Мам, кто это? Что за мужик с тобой был?
— Да так… Знакомый один. Просто до дома после кафе проводил. А что, нельзя?
— Да почему? Пожалуйста… Я даже шел за вами немного… Хотел подойти, да потом подумал — чего я тебя буду смущать. Обогнал в переулке, ты даже не заметила…
— Не поняла… Откуда ты за нами шел?
— Так я же был в кафе, мам!
— Правда?
— Ну да… Я ж еще вчера тебе сказал — приду обязательно… А ты так пела, слушай! Нет, правда, классно! У тетки, что со мной за столом сидела, даже тушь с ресниц потекла… А я ей говорю — это моя мама! Ну, она тогда вообще залепетала что-то про твой голос, про талант… Нет, правда здорово, мам!
— Значит, ты мной гордился, сынок?
— А то! Сидел и думал — вот если б ты всегда такая была…
— Какая?
— Ну… Не знаю… Скажу не так — опять обидишься…
— Не обижусь, Антон. Давай, говори прямо — какая я обычно бываю? Грубая, да? Нервная? Раздраженная? Слишком требовательная? Ты часто на меня обижаешься, да?
— Да нет, мам, не то… Подумаешь — грубость и раздражение, это не страшно, это всегда понять можно. Тут дело в другом…
— Ну, что ты замолчал, сынок? Говори… Говори все как есть… Я не обижусь, честное слово.
— Ну… Ты всегда будто чем-то напугана, мам. Будто все время от меня какой-то гадости ждешь. То локти мои на сгибах проверяешь, то сумку мою вынюхиваешь, то в институт звонишь… Я же знаю, что ты в институт звонишь, мам. Проверяешь. То есть заранее мне не веришь, авансом гадости ждешь.
— Но… Я действительно за тебя волнуюсь, сынок…
— Да я понимаю! Но уж очень оскорбительно ты волнуешься. У тебя при этом такой посыл… Сразу по самолюбию бьет. Словно я только и делаю, что одни неприятности тебе приношу… Одним только в жизни присутствием… Все силы у тебя отнимаю.
— Нет, это не так, сынок! Да как тебе в голову такое пришло!
— Да так, мам, так. Ты все время боишься и волнуешься. И чем больше боишься, тем больше себя заводишь. Как будто я сделаю шаг и сорвусь в пропасть, а на самом деле нет никакой пропасти… Знаешь, мне даже перед пацанами неловко бывает, когда мы сидим в клубаке, а ты названиваешь через каждые двадцать минут…
— Да, я понимаю, сынок… Но я не могу, не могу… Ты прав — я все время боюсь за тебя!
— А я не могу, когда ты боишься. Я перед твоим страхом немею, себя теряю, вялым дерьмом становлюсь. А человек не может себя дерьмом каждые двадцать минут чувствовать… И все время виноватым — неизвестно за что. Ну вот скажи, чего ты боишься? У меня все вроде нормально, учусь, не ворую, не выпиваю, не курю даже… А клубаки… Да что — клубаки! Ну, принято в нашей тусовке так — иногда в клубаки ночами залазить! Это нормальная жизнь, мам, не лучше и не хуже, чем у других! Знаешь, как тяжело жить с чувством, что кто-то из-за тебя страдает? А ты все время страдаешь, мам… И говоришь, говоришь об этом…
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
