Максим, конечно же, не стал стоять в стороне. Пришлось давать бой. Через свой медиахолдинг он начал обороняться. Действовал, впрочем, осторожно, вполсилы. Нельзя было раньше времени давать понять элите, ради чего все это задумано. Поэтому тема персональных данных на этом этапе вообще не поднималась.
С подачи Макса через подконтрольные ему участки медиасферы было выпущено журналистское расследование происходящей дискредитации его бизнеса. По существу, основной целью расследования было обозначить точку зрения о том, что имеющее место очернение – спланированная акция. Кроме того, расследованием был поставлен традиционный вопрос: «Кому это выгодно?»
Конечно, этого ответного удара было недостаточно, чтобы отбиться в полной мере. Однако такой задачи Максим перед собой и не ставил. Теперь он более или менее ясно видел вектор развития направленной против него деятельности. Макс понимал, что физически утранять его пока не будут – во всяком случае, до тех пор, пока шумиха вокруг его имени не уляжется. Кроме того, заявив о том, что происходящее – явная заказуха, Максим обезопасил себя на какое-то время. Элита не будет сейчас убирать его, чтобы не подтвердить тем самым истинность его утверждений.
Нет, они поступят по-другому. Более тонко. Именно так, как любят. Его подвергнут остракизму[11] двадцать первого века. Дискредитируют. Очернят его имя. Сделают нерукопожатным. Все это – с помощью массмедиа и интернета. Жестокий путь. Может, даже более жестокий, чем убийство. Правда, этот путь нельзя назвать непредсказуемым. Максим его предвидел.
Беда дискредитации в том, что ее нужно постоянно поддерживать в общественном сознании. Иначе народная память о каком-либо негативном событии стирается. Во всяком случае, забываются связанные с ним эмоции. Забвение – такова оборотная сторона памяти, обусловленная человеческой природой. Кроме того, очернение идет успешно в случае, если в общественном сознании нет альтернативной точки зрения. Поэтому Максим и поспешил это другое видение проблемы обозначить и выставить себя слабой, защищающейся стороной.
Само собой, у него не хватит ресурсов на долгое сопротивление. Рано или поздно он эту информационную войну проиграет – при условии, конечно, что не сможет реализовать свой план. Если же сможет, возможен иной исход.
Максим отчетливо понимал, что, не устранив его сразу и решив организовать по нему эту информационную атаку, элита совершила ошибку. Ему дали именно то, что было так необходимо, – время. Такой вот странный поворот противодействия. Похоже, люди, считающие себя выше остальных, на самом деле вовсе не всезнающи, вопреки наличию той завесы тайны и оболочки показной мудрости, в которую они себя облекают. В этот раз они точно совершили ошибку.
Оставалось только использовать появившуюся возможность. Именно этим Максим и намеревался заняться. Главное – не налажать на последнем этапе, что было бы очень неприятно в сложившейся ситуации.
Существуют обстоятельства, в которых нельзя совершать ошибок. Да, зачастую их можно исправить. Однако, такая роскошь доступна не всегда. Как бы массовая культура не внушала нам, что есть второй шанс, это правило не во всех случаях работает.
Что, если последствия ошибки слишком велики? Если эти последствия ошибающегося затрагивают не только его лично, но и других людей? А что, если множество других людей? Об этом нужно бы подумать, перед тем как принимать решение, которое может оказаться ошибочным.
Глава 6. Дискуссия
Что же в это время происходило по другую сторону баррикад? Все, как и в прошлый раз. Встреча происходила у Генри дома. Вот только настроение у Марка в этот раз было хуже. Теперь он был не подавлен, а зол, что не сулило ничего хорошего.
– Ты сам все слышал, – сказал Генри после телефонного разговора.
– Я предупреждал, – заявил Лайтборн. – Нельзя было и глаз спускать с этого выскочки. Теперь вот, посмотри, что он творит. Этот гандон ставит под угрозу наши планы. Собрался нас кинуть, это же очевидно.
– Не сказал бы, что так уж очевидно, – возразил ему Генри. – Я, по правде говоря, не понимаю, врет он нам или нет. Определенный смыл в его словах есть. Этот холдинг требовал оптимизации. Быть может, все совсем не так плохо, как тебе кажется.
– Да черта с два! – рявкнул Лайтборн. – Он нас за нос водит. Я в этом не сомневаюсь. Конченый урод! Он нам всем обязан! И вот что мы получаем взамен!
– Может, ты и прав, – признал Генри. – А возможно, что ошибаешься. Надо все как следует обдумать. Не предпринимать резких действий. Посмотреть, что он будет делать дальше. Мы не можем себе позволить разбрасываться ценными кадрами, сейчас каждый на счету. Сам подумай, что, если он говорит правду? На нем слишком много процессов завязано. Если этот человек не намерен нам вредить, потеряем ценный актив. Да и на поиск замены потребуется время.
– Убрать его надо, и как можно скорее, – отозвался Марк. – Если сейчас этого не сделаем, потом замучаемся дерьмо разгребать. Кто знает, что этот черт задумал? Ты вот, Генри, можешь гарантировать, что он нам не навредит?
– Не могу, – вынужден был признать Генри.
Происходящее ему совсем не нравилось. Не из-за того, что вытворил Смирнов – нет, до этой козявки ему дела вовсе не было. Проблема была в другом. Генри начал замечать, что Лайтборн уже не так охотно поддается на его манипуляции, как раньше. Как-то слишком резко вдруг произошла смена от неуверенного в себе человека, каким Голдман всегда его помнил, к жесткому авторитарному лидеру, каким Марка видели все, но не сам Голдман. Он-то всегда думал, что может руководить действиями этого человека. А теперь вот засомневался. А мог ли вообще когда-то?
Нет, Марк не так умен. Его хваленый интеллект – всего лишь вывеска для простаков. Он-то, Генри, этого недотепу знает.
«Вот и я не могу, – подытожил Лайтборн. – А значит, надо его убрать. Пусть даже я и ошибаюсь, хуже не будет. Мы не можем себе позволить проиграть. Не сейчас. Не подходящее для этого время – и так слишком многое выходит из-под нашего контроля».
Это было сказано холодно и рассудительно. Без гнева, который был пару минут назад. Генри снова охватили сомнения.
Если подумать, действительно ли он так хорошо знает Марка, как думает? Быть может, он ошибался все это время? В конце концов, Лайтборн – первый из одиннадцати. Да, конечно, есть еще одиннадцать с другим патриархом, но все же… Этот человек каким-то образом держится на вершине иерархии. Генри всегда думал, что руководит им из тени. А теперь начал сомневаться. Может статься, что это он здесь на самом деле марионетка.
Нет, так не бывает. С чего он вдруг вообще об этом задумался? Из-за того, что Марк чаще, чем раньше, проявляет несогласие? Подумаешь, велика беда. Человек в последнее время на эмоциях, и все тут. Не стоит заморачиваться.
